Газета День Литературы 162 (2010 2)

О нет, не верьте автору, играющему с читателем в жанровые кошки-мышки! Конечно, от литературного наркотика в стиле фэнтези новый роман отличает и серьёзная социоисторическая подоплёка, и психологическая разработка характеров, но главное – шокирующее литературное прогнозирование. И в этом смысле книга "Холопы", первоначально с бьющей резкостью названная "Холоп Августейшего Демократа" (издательская осторожность в данном случае – явная помеха!), входит в разряд фантастических романов-предупреждений, заостряющих внимание на возможных последствиях так называемого прогресса, – "451 градус по Фаренгейту" Р.Брэдбери, "Час Быка" И.Ефремова, "Возвращение со звёзд" С.Лема, "Мальвиль" Р.Мерля и др. И всё же – перед нами отнюдь не фантастическое произведение в духе названных, хотя по пафосу и созвучное им. Точнее, эта книга написана в стиле "литературного фантастического", если пользоваться термином французского теоретика Цветана Тодорова для определения сверхъестественного, чудесного, мистического элемента в прозе, скажем, Гоголя или Гофмана.

Действие казаковского романа перенесено в середину нынешнего века – в мир, после глобализации состоящий всего из нескольких государств, включая Сибруссию (уменьшенный вариант Российской демимперии после Великой бюрократической революции), Объевро (бывшая Европа) и Афроюсию (Африка и бывшие США). Оставляя на совести автора вольное обращение с социогеографическим пространством, отмечу его тревожное остроумие в обрисовке нашего возможного будущего. И в этом плане роман Казакова явно созвучен таким остросоциальным прорицаниям нынешних прозаиков, как, скажем, "Реформатор" Юрия Козлова, "Укус ангела" Павла Крусанова или ядовито-сатирический памфлет Юрия Полякова "Демгородок".

В казаковских "Холопах" потомки новых русских, некогда сколотивших криминальные состояния, становятся неодворянами – помещиками и царедворцами. В разделённой на округаокуемы стране процветает крепостничество, торговля людьми, опричнина, собственно, и возглавляемая Холопом Августейшего Демократа – то бишь демдиктатора всея Сибруссии. Страна – начиная от Кремлёвских чертогов и до самых дальних окуемов, где правят наместники, – окутана паутиной чиновного беспредела. В качестве некоей оппозиции выступает бригада разбойников, которым, впрочем, не чуждо и дикое благородство, игра в справедливость – ведь многие из них учились в европейских университетах.

Вот такая гибридизация всей страны... Даже государственный язык бывшей России – ещё одно тревожное авторское предупреждение! – потерял национальные очертания. Вместо русского языка Преемник Шестой Мудрый (кстати, не умеющий читать и писать – а зачем, когда есть советники и помощники?) учредил некий гибрид, состоящий из китайского, азербайджанского и разговорного американского: из прежнего русского остались лишь произношение, жесты и, конечно же, ненормативная лексика. Чтение книг и вовсе не поощряется властями – пагубные наклонности даже караются, как в знаменитом романе Брэдбери, а хранение книг приравнивается к крамоле.

Неудивительно, что роман открывается неким звуковым сигналом – пришедшим на смену Слову нескончаемым воем собаки в глухом сельском уголке – воем, тупо отдающимся в утробе нового дикого барина ("у меня в желудке такой вой и урчание" – беззастенчиво признаётся он слуге). Утробный звук этот задаёт ракурс восприятия для последующих сцен и картин, последовательно переносящих нас из крепостной деревни в бюрократический город, из чиновных хором в разбойничий вертеп: перед нами плоды социал-дарвинизации мощного некогда государства и общества.

Отсюда – метаморфозы главного героя: того самого дикого барина, наместника глухого уголка и неографа Еноха Миновича Понт-Колотийского, предки которого преступно сколотили состояние на норильском никеле. Тем не менее одних денег теперь, в середине двадцать первого века, настоящему мужчине мало – и вот, чтобы добыть статус "высокопревосходительства", Енох тащится в забытый богом медвежий угол: отрабатывать чин. Перед нами – если не новый Чичиков, то "некто ещё не ведомый миру, но так же, как и его предшественник, жаждущий славы, богатства, положения". И правит его передвижением не Селифан, а водитель с вечно кислым выражением лица (ему постоянно хочется есть…) и неоготическим именем Берия. Этот-то шофер и сдаёт разбойникам своего барина, отмечающего в губернском городке новое назначение с некоей "жрицей демократии" (так в Сибруссии называют публичных девиц) Эрмитадорой Гопс, которая затем оказывается авантюрной дочерью барона и даже… секретным агентом Лубянки.