Газета День Литературы # 171 (2010 11)

Поле битвы стало похожим на осетинский пирог. Тыл поляков был атакован резервом тевтонов, а у них самих в тылу появились литвины. Тевтоны оказались в "котле".

Предчувствуя скорую и неминуемую гибель, рыцари бились отчаянно и обречённо, рыча как дикие звери. Они погибали, даже не прося о милосердии, ибо знали, что за их злодеяния прощения и плена им не будет. Они сами лишили себя такой милости и дрались, желая лишь забрать с собой на тот свет как можно больше язычников и православных воинов Витовта.

"Я убью Великого Магистра! Я убью Великого Магистра!" – скрежетал зубами Миткевич. Он всё ближе пробивался к свите крестоносцев, отбивавшей от наседавших литвин главу Ордена рыцаря Ульриха фон Юнгингена. Наконец, молодой витязь достиг седла могучего оруженосца, прикрывавшего спину Магистра, и молниеносным ударом клевца сшиб его с коня.

Юнгинген, чуя опасность, обернулся. Было видно, что он уже ранен или оглушён – на его шлеме глазная прорезь была искорёжена лезвием меча. Великий Магистр, казалось, безучастно смотрел на приближающегося к нему Миткевича. "Всё кончено!" – сказал он по-немецки и медленно, с достоинством поднял на противника свой меч. Через мгновенье боевой топор витязя раскрошил его шлем и череп. "Всё кончено" – повторил Миткевич, наблюдая, как медленно оседает на коня поверженный враг, как заваливается он на бок и, застряв ногой в стремени, волочится по земле за уходящим прочь конем. "Всё кончено!"

СЕМЬЯ

Отец умер в конце марта. Мы все – мама, сестра, тётка, я, моя жена – стояли рядом с ним. Когда он перестал дышать, доктор с грустными глазами накрыл его лицо белой простынёю.

Маму мы сразу забрали домой. Быстро собрали и вынесли на мороз все их вещи. Мама вспомнила, что забыла в палате, где остывало тело, какую-то сумку. Я зашёл туда и первый раз в жизни почувствовал, что присутствие моё в комнате с покойником меня никак не беспокоит. Это мой батя лежал рядом. Мой большой друг.

– Отец, я так и не успел рассказать тебе про Грюнвальдскую битву. Ты так и не узнал, откуда в нашей фамилии появилось забавное прозвище "Жолток". Но это не так важно! Важно другое. Отец, спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни! Мы все гордимся тобой – я и мой сын. Вырастут внуки, и мы расскажем им о тебе. Ведь это так важно, когда у тебя есть отец!

Новелла МАТВЕЕВА ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

НАС ПРИУЧАЮТ…

Блаженство жаркого лета

(Шиповник, пчёлы, загар) –

Уходит. Нас приучают,

Что лето и есть – пожар!

И верят бедные зомби

И весь обманутый свет

В "природный" – то бишь "сезонный"

Характер собственных бед.

Кому-то там не хватает

Участков – замки возвесть.

И хвать! – петарда влетает

В лесную чащу, как есть!

Не жаль врагу ни зверюшек,

Ни птиц, ни жизни людской.

Но верят бедные зомби,

Что это – "сезон такой".

ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

Поджигатели делятся на два разряда:

Первым – на пепелищах отстроиться надо

(Нет приятней процесса!),

А вторым – чтобы вовсе Россия исчезла,

Чтобы в их диверсантские зенки не лезла

Хвоя Русского Леса!

ХАПНУТЬ – НЕ ПРОБЛЕМА!

"Скорей застраивать Россию" –

Проворных поощрять не стоит.

Уж будто мы не понимаем,

Кто для себя её застроит!

И у кого стройматерьяльцы

Неисчерпаемого свойства,

А у кого – утюг да пяльцы:

На! Стройся!

Зря не следят за этим дельцем…

Земля, с водою совокупно,

Уже и так сдана пришельцам!

И только русским недоступна.

ПАПАРАЦЦИ

В России папарацци –

больше, чем папарацци.

"Сюжеты на манжетах"

Скажи, чего они ворчат?

Ведь всё идёт по их уставу;

Их домочадцы, стар и млад,

Украли пруд и переправу.

На возведенье их дворцов

Стройматерьялы – безконтрольны!

И то сказать! В конце концов

Кой леший, кроме их отцов,

Скупает (и взрывает) штольни?

По утвержденью их самих

Они скромны и даже – архи;

Само собой – не все из них

Сегодня сразу олигархи.

Но тронь которого-нибудь

Латифундиста-тунеядца, –

Как церберски они взъярятся!

Как остро их проступит суть!

Их взор для Пентагона – кроток,

А для Руси – грозой гроза!

Они за всех, кого мы – против.

У них отвод всем нашим ЗА.

Их цель – сдавать, как Фермопилы

Сдавал прохожий ренегат, –

Сдавать! Японцу сдать Курилы!

Европе сдать Калининград!..

Так на кого они ворчат?

Скорей, на собственные тени?

От их эфиров, от их ТЕЛЕ,

От их кино (сейчас вертели!)

И с Беларусью наш разлад,

И то, что сданный напрокат,

Наш русский Космос – не при деле…

И тыщи детств, лишённых цели…

И подмосковных рощ захват…

С твоих подсказочек, месье,

Все блудства на журнальном глянце.

Все застрелившиеся. Все

Повешенные новобранцы.

Про "дедовщину" – хватит слов;

Уж им ни век, ни годовщина!

Какая – к ляду – "дедовщина"

В убийстве взводов и полков?!

А прессмен крутится, создав

Таинственное положенье,

В котором тёща – "за солдат",

А зять – за их уничтоженье,

Ан – между родичами… лад!

И оба с треском рухнут в ад!

Лишь папарацци довершат

Моей страны разоруженье…

Как "подфартило" им когда-то!

Какой был кумпол голубой!

– За ростовщичество, ребята!

За крепостничество! На бой!

Как развевались волоса их!

Как романтически высок

Порыв, что сродников бросает