Газета День Литературы # 172 (2010 12)

Откуда деньги у него?

Он вам не скажет ничего…

Он – блудный сын России,

Герой буржуазии!

Но мы – чужой ему народ –

Следим за ним двадцатый год,

За тем, что вытворяет.

Пусть он об этом знает…

***

Рыбки золотые,

Рыбки с перламутром,

Кормит их Хозяин

В нашей зоне утром.

Белый и пузатый,

В гимнастёрке гадкой –

Это подполковник,

Жить при нём несладко.

В лагере далёком

Среди зоны красной

Рыбкой быть отлично,

Зэком быть опасно…

Перешлют мне с воли

Щучку молодую –

Вот она распорет

Рыбку золотую.

Рыбке с перламутром

Горло перекусит,

Что ж тебе, Хозяин,

Рыбный суп по вкусу?

У НОВОАРХАНГЕЛЬСКОГО КЛАДБИЩА В БАЛАШИХЕ

Торговки мёртвыми цветами

Стоят в рейтузах меж лотками.

Штаны позорят их, смешны,

Сменили бы они штаны.

У кладбища, где крематорий

Спокойно трубами дымит,

Мы ждём печальных категорий,

А их нелепый внешний вид –

Позорит жизнь, и смерть снижает.

Скорее щеголять бы им,

Одетым в камень из скрижалей,

Одетым в погребальный дым.

Чтоб животы их спрятать, ляжки,

В дам из торговок превратить,

Чтобы звались не Людки-Машки,

Чтобы Изольдами им быть…

Валькирии в очках подобна

Вот ты, страшна, немолода,

Как памятник свежа загробный,

Ну что ты стала здесь, сюда?

Вон! По домам или могилам,

Балашихи окрестной дочь,

И прихвати их всех, чтоб было

Здесь чистым место!

П-шли все прочь!

КОГДА МЕНЯ НЕ СТАНЕТ…

Я – Дьявол – отец твой, мой маленький сын!

Я нравлюсь тебе, о, трусишка?!

Остался, печальный, ты в мире один,

О, мой ненаглядный сынишка!..

Надеюсь, гвардейцы помогут тебе,

Помогут тебе ветераны,

Но жаль, что до бритвы на вашей губе

Не дожил я, мессир Богдан, и …

Я за руку вёл бы тебя, не спросясь,

Увлёк бы тебя в направленье,

Со мной бы ты понял всю дикую вязь

Сей жизни, как Гитлер и Ленин…

Однако невидим я рядом, Богдан,

Мой маленький детка Богдашка,

Держись и крепись, будь с меня, великан.

Я возле! – твой Дьявол-папашка.

И эту уж руку Бог не разомкнёт!..

Держу я тебя, я – надёжный!

Твой папка летает, как древний пилот,

Как вирус, ужасный и сложный…

ПОВЕРЬ МНЕ, САШКА

Кокто, волнообразный Жан,

Для общей массы парижан

Так неизвестным и остался.

Но в мире полусвета, где

Кокто был рыбою в воде,

Жан крайне громко раздавался…

Кокто смеялся, он кривлялся,

А Жан Марэ его любил,

Марэ он страстно отдавался,

А после раненый ходил…

Надели глянец на героев –

Коктейли, слава, синема, –

На самом деле их, изгоев,

Не знали в Paris-Panam(a)*.

На самом деле лишь нацисты

И знаменитые воры

Сумели, страстны и игристы,

Взорвать мозги своей поры.

Послевоенная же бражка,

Где каждый третий – гей иль блядь,

Нет, не могли, поверь мне, Сашка,

Парижский люд собой пленять…

Panamе* – так парижане называют на арго свою столицу.

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

И Пехлеви, и Сорейя –

Была ведь некогда семья.

И шах Ирана прилетал,

И Сорейёй своей блистал.

Был также Кеннеди весёлый

С Жаклин пикантною своей.

Шёл век послевоенный, голый,

Сменив воинственных вождей,

Сшив минимальные "бикини",

Толпу вокруг себя собрав,

Вдруг европейские богини

Своих отвоевали прав…

Там, в климате шестидесятых,

Все были веселы, юны,

Вопросов не было проклятых,

И покорители луны –

Улыбчивые астронавты,

С Ален Делоном и Бардо

На их "Grand Prix" гоняли авто,

И Ив Монтан был не седой…

***

Вот с рюкзачком, и в кедах красных,

А также красное пальто,

Стоит худышка – лет опасных,

И ждёт маршрутное авто…

Ей капюшон на брови сбился,

Гляжу, мечтая, полупьян

(Я на GQ вчера напился),

Как я её поймал, мужлан…

Ну, то есть заманил под видом

Чтобы прочесть её стихи

("– Заложницу я вам не выдам!

– Стреляйте лучше, мужики!").

Такие страстные мыслишки

Под скальпом, господи, седым,

Как у зловонного мальчишки

В мозгах, под скальпом молодым…

ГЛЯДЯ ВО ДВОР

Вот обыватели – медведи…

Ребёнок на велосипеде

Пересекает, клопик, двор.

Вот жирной бабушки позор,

Что волочит сардели-ноги

И круп коровы на себе…

О, обыватель! Слава Богу,

Что не подобен я тебе.

Пьяней, болван! Ходи по кругу!

Глыбообразный, как медведь,

Имей в сто килограмм супругу,

Детьми умеющий греметь.

Вопи детьми, вози соплями,

Еду тащи, носи горшки,

Я – кто всю жизнь сражался с вами,

И вы – зловонные кишки…

КАК ФАРАОН ИЗ САРКОФАГА

Большой и старый работяга,

Одетый в куртку, сапоги

И каску красную, бедняга…

Рассвета нет ещё, ни зги,

Как фараон из саркофага,

Походкой каменной ноги

В моём дворе внизу шагает.

Навстречу – персонаж второй,

Но он с лопатою играет,

А первый прошагал пустой…

Приземистые и седые,

Так старые, как башмаки,

Вот работяги вековые –

Экс-пролетарии простые,

Пришли чинить нам утюги?

Не электричество погасло,

Но больше не течёт к нам газ!

И потому сквозь грязь и масло

Они бредут в который раз,

Чтоб раскопать трубу в асфальте

И над зловонной загрустить,

Затем согнуться, и пенальти

В трубу зловонную забить…

НИДЕРЛАНДЫ

Язык голландский длиннозначен,

Как угри мокрые из вод

Из рта голландец достаёт,

И каждый взвинчен и взлохмачен…

О, Нидерландов полость злая!

Зачем Испании они,

Впотьмах лежащие у края?

Наследство, Карл, назад верни!

Зачем Испании лимонов

Печальных Нидерландов спесь?

Что герцог Альба делал здесь,

Оставив кости легионов