Газета День Литературы # 172 (2010 12)

В селёдочной стране тритонов?..

ПОЭТЕССА

На exhibition "Красные варенья"

Читают также и стихотворенья.

Спиною к банкам юные выходят

И монотонно звуки производят…

Вот ангелом, что с розовым бантом

(Есть туфельки, подкрашенные губки…),

Прелестная конфетка и фантом

К нам вышла ты, в миниатюрной юбке…

И каждый оглушительно вздохнул,

Поскольку мы узнали дочь порока.

Порочный стол… порочный стул…

Порочных глаз святая поволока…

-----

Порочный на висок свалился локон…

***

Все ящики истории задвинув,

Закрыв тяжёлый кабинетный стол,

Создатель, свои жабры срочно вынув,

Гулять по небу облаком пошёл…

Пока владельца в кабинете нету,

Я проскользну и, ящики открыв,

Такое вам устрою! Всю планету

Взяв, ядерной судьбою озарив…

-----

Спустился Апокалипсис белёсый,

Проносится: ребёнок, лев, газель…

Как будто ярко-рыжие матросы

До визга разогнали карусель…

***

Придёт Атилло длиннозубое,

Прикрыт окровавлённой шубою,

Приедет идолище плотное,

Седое, злое, беззаботное.

Буржуев пуганёт, как бич,

Построит гуннов, как Ильич,

И житель моногородов,

Голодный, злой и исхудалый,

Пройдёт сплочённою Валгаллой

Сквозь вату европейских снов…

Ужо тебе! Буржуй – Ваал!

Ты столько благ насоздавал,

И вот – ужасное Атилло,

Пришедшее издалека,

Как партизаны Ковпака,

Европу чохом захватило…

Любовь БАЕВА «ЦВЕТОК МОЙ ГОРИТ»

НЕНАПИСАННОЕ СТИХОТВОРЕНЬЕ

Кружит, кружит, задевает…

Оборвёт на полуслове,

Смех погасит, а бывает,

Пляшет тенью в изголовье.

Безъязыко, но упорно

Стёршимся воспоминаньем

Что-то ищет в бездне чёрной,

Чёрной бездне подсознанья.

Кружит, кружит, вызывает

Взрыв, мгновенное цветенье.

Будто бы душа чужая

Своего ждёт воплощенья.

***

Мой ангел-хранитель не знает покоя.

Он душу мою укрывает от зноя,

Палящего зноя гордыни и гнева.

Он тёмным таким никогда ещё не был.

Заполнили душу мне стыд и тревога.

Мой ангел, мой друг, отдохни хоть немного.

Я – тоже хранитель. Скорбя и любя,

Тебя я на время спасу от себя.

***

Так многое приходится скрывать…

Что я – весенний лес, в котором

Бродят солнечные токи.

Что я – весёлый бомж, на

Камне распивающий бутылку

С товарищем таким же безмятежным.

Что птица, потерявшая птенцов,

Хрипящая песнь Богу и весне, –

Есть тоже я.

КРАЙ РОДНОЙ

Мама с бабкой средствами простыми

Обеспечили будущность мне:

Дали славное, нежное имя

И пришили к родной стороне.

Нитки тонкие – раз посильнее!

И с кафтана сиротского – прочь!

Но рвануться-то я не умею,

Эх, любимая внучка и дочь.

Прилепилась, как будто играя,

К этим горкам, степям, ивнякам,

К моему оскуделому краю

И к весёлым моим землякам.

Пришиваю себя, начищаю…

Мне бы – в пуговиц правильный ряд.

Пусть хоть с самого нижнего края…

Ан не вышло, да кто ж виноват.

Буду просто глазастой заплатой

На кафтане родимом цвести.

Не сорвать ни врагу и ни брату!

Ах, как ветер за дверью свистит!

Как полощет, как плачет-тоскует

По просторам неведомых стран.

Отшумев, как любовник, целует

Каждый листик, от нежности пьян.

Не видать, как ушей, мне Парижа,

Не узнать океанское дно.

В ненаглядной степи нашей рыжей

Мне любить эту жизнь суждено.

НЕЛЮБИМОМУ

Ты вошёл в мое сердце, как в пятку гвоздь.

Ты – нежданный, незваный, ненужный гость.

Ты вошёл…

Мне бы выдрать гвоздь с мясом да перетерпеть

И свободно заснуть, над землей полететь.

Мне бы, мне бы… Да я же держу эту боль

И боюсь потерять, как корону король.

***

С каждым годом всё меньше

Тех, кто помнит меня,

Приносящую зло ненароком, по-детски.

И, казалось бы, можно свободно дышать,

Потерпевших забыв – их ведь нет по соседству.

Ах, как в юности пел, как искрился ручей,

Жажду путников злом и добром утоляя.

Поимённо запомнила выпивших зло…

А других? Очень редко о них вспоминаю.

Что ж ты стала такой совестливой, душа,

Слишком поздно, почти что на самом исходе?

Как хотелось бы мне безоглядно дышать…

Я стараюсь… Чем дальше – тем хуже выходит.

***

В степи высокой, каменистой

Огромный, пёстрый жил валун.

Виденье образа Пречистой

Хранил он сотни тысяч лун.

Однажды ночью, тихой, лунной,

Остановился в двух шагах

Чудесный образ девы юной

С Богомладенцем на руках.

Мать и дитя в степи безводной…

Погибнут! Рядом – никого!

И вдруг слезу валун холодный

Исторг из сердца своего.

Младенец резво наклонился,

Живую обретая плоть,

И влагу выпил. Лик светился…

И к матери приник Господь.

ЮБИЛЕЙНОЕ

Ещё дурманит запах мяты

И грусть ковыльная близка,

Ещё острее, чем когда-то,

Нужна любимая рука.

Ещё гудит тревожный ветер

В моём мозгу, в моей крови.

Ловлю печаль и радость в сети

Из нитей дружбы и любви.

Но есть часы: тоска такая

Навалится, да так зажмёт…

И ясно видишь – жизнь пустая

Полвека по миру идёт.

Наутро – тишина и голод

Любви, прощения, добра.

Ты чист и стар. Ты нищ и молод.

Вставай, живи! Пора, пора!

***

Говорят, что писать о любви не могу

Не умею… Да что за беда…

Перепёлка жива в потаённом логу.

Нежность тихо листает года.

Скоро к нам подкрадётся, как враг, горизонт:

Руку вытянешь – сможешь достать.

Отодвинется неба таинственный зонт,

И останутся стол да кровать.

Вот когда перед миром себя не прикрыть

Ни молитвой, ни тогой стиха.

Жизнь моя есть попытка писать и любить.

Неудачна? Да кто ж без греха…

***

В ямке грудной, где душа обитает,