Газета День Литературы # 53 (2001 2)

Школьный сторож Николай, грозно потрясавший огромным медным колокольчиком на деревянной ручке, созывая детей на очередной урок, всякий раз норовил шлепнуть Ленку по попке: "Ах ты, коклетка!" Она лишь фыркала в ответ. Приставания сверстников отвергала с категорической насмешливостью: "Иди к врачу сдавать мочу!" или, когда повзрослела: "Не для тебя цвела — не под тобой и завяну!" И хотя многие парни клялись и божились, что первый Ленкин поцелуй сорвали именно они — "Как с куста!", всем было известно, что это ложь.

Свой пятнадцатый день рождения Атаман отметил очередной дракой возле Горбатого моста, перекинутого через глубокое озеро, соединявшееся с Преголей протокой. Поздним вечером бродягу-одиночку поймали ребята с Семерки. Драка завязалась мгновенно — в ход пошли не только кулаки и палки, но и умело намотанные на руки ремни. Атаман озверело отмахивался, по лицу его текла кровь, сил оставалось все меньше. Его теснили к озеру, и ему не оставалось ничего другого, как броситься бежать через Горбатый мост, посередине которого невесть зачем раскорячилась опиравшаяся на широкие брусья-перила высоченная деревянная башня со смотровой площадкой, к которой вела шаткая лесенка с гнилыми перекладинами.

Спотыкаясь на дрянном настиле, полуобессиленный Атаман достиг башни, где лицом к лицу столкнулся с Ленкой Семь Сорок. Разгоряченная компания преследователей придержала шаг.

— Ты самая дурная или самая храбрая? — спросил Атаман, сжав кулаки.

— Спорим, что храбрее тебя.

Он оглянулся.

— Времени нет.

— Тогда пошли.

Она ухватилась за нижнюю перекладину лесенки и быстро полезла наверх, к смотровой площадке. Атаман не раздумывая бросился за нею.

Тяжело дыша, они посмотрели на мерцавшее далеко внизу озеро, потом — на компанию ребят с Семерки, с шутками-прибаутками поджидавших внизу свою жертву.

— Ну, вперед?

— Куда? — не понял Атаман.

— А это тебе решать. — Она вскочила на шаткую перилину ограждения смотровой площадки. — Я — решила.

И с криком бросилась в освещенную луной бездну.

Компания внизу взревела от восторга и изумления: с башни еще никто не отваживался прыгать.

Хватаясь руками за стойки, Атаман взобрался на перила, неумело перекрестился, зажмурился и, стиснув зубы, широко шагнул вперед.

С ревом вынырнув на поверхность, он смахнул облепившие лицо волосы и увидел Ленку, развалившуюся в воде, как на перине.

— В штаны-то наделал? — деловито спросила она. — Постирайся, пока в воде.

— Ах ты, стерва!

Атаман бросился за нею вдогонку, но Ленка чувствовала себя в воде не хуже рыбы.

Он нашел ее на песчаном пятачке, окруженном ивняком, шагах в десяти от берега.

— Ложись рядом, — приказала она.

Он лег на спину и закрыл глаза.

— Зачем жить-то? — вдруг пробормотал он. — Никакого смысла: все равно убьют. Или я кого-нибудь... Посадят в тюрягу...

Оба были свидетелями, как однажды на субботних танцах в клубе Мика Дорофеев, весь вечер бесцельно слонявшийся по залу в надежде хотя бы подраться с кем-нибудь, с отчаянья залез на подоконник и надрывно взвыл: "Все ребята давно сидят, один я, как дурак, на воле!.."

— Лечь рядом не означает лежать рядом, — не меняя позы проговорила Ленка. — Объяснить?

Три года они встречались у нее дома. Иногда Атаман оставался ночевать в комнате наверху, где жила Ленка.

Наутро Феликс Игнатьевич хмуро бурчал:

— Я про одно тебя умоляю: мать не выдержит такой высокой награды, как твое пузо из-под него. Ты же знаешь, что первыми в ее жизни словами были не "мама" или "дай", а — "вей из мир!"*. Эти мне евреи!

— Спасибо, тателе**, — отвечала она, глядя отцу в глаза.

— Спасиба слишком много — хватит десяти рублей, — так же хмуро отвечал привычной шуткой отец.

Вернувшись домой после службы в пограничных войсках, Атаман закатил пирушку для немногочисленных знакомых, показывал боевую медаль и шрам от пули. Парни мрачно вздыхали, а девушки с завистью поглядывали на Ленку, которая задумчиво потягивала вино через соломинку.

Она ждала его в постели, закинув руки за голову и тихонько насвистывая.

— Как же я на тебе женюсь, если ты не целка? — с кряхтеньем снимая сапог, пробормотал нетрезвый Атаман. — Люди засмеют.

— Сволочь, — спокойно откликнулась Ленка. — А ну-ка ложись!

Утром она грубо растолкала его, чуть не спихнув на пол.

— Ты чего? — обижено промычал Атаман, вылезая из-под одеяла с трусами в руках.

Ленка величественно встала и развернула перед ним выдернутую из-под него простыню, посередине которой расплылось алое пятно.

— Объяснить?

Они прожили вместе тридцать семь лет, вырастили четверых детей. Атаман стал известным мастером-краснодеревщиком, а Ленка, отмучившись на сортировке бумаги и закончив заочно техникум, в конце концов ушла на пенсию начальником бумагоделательного цеха.

Незадолго до смерти она потребовала выписать ее из больницы, чтобы умереть в кругу семьи. Задыхающимся голосом она попросила Атамана достать из тумбочки маленькую шкатулку, сняла с заплывшей шеи потемневшую серебряную цепочку с крошечным ключиком.

— Открой, пожалуйста, — с трудом просипела она.