Газета День Литературы # 63 (2001 12)

Подогнали машину, распахнули заднюю дверь, словно зазывали жертву в воронок. Вот она немая сцена: дог, возлегающий на крыльце, как на троне, а у подножья двое дерзких, возмечтавших о свободе. "Несчастные глупцы, на кого поднялись! Да я сейчас живо намотаю ваши жилы на кулак и выдерну из рабьего несытого тела. Эх, знать, мало вас мяли в мялках и перетирали в жерновах, если пустыми бреднями замутили пустые свои головенки!" — дог сладко зевнул, широко раззявил пасть, сронил на лапы ошметок слюны. И только приготовился снова уложить телячью башку на подставленные лапы, как тут же встрепенулся, глухо зарычал, словно в груди раскатилось каменье, поднялся на лапы.

— А ну иди сюда, — умильным голосом пропел Василий Васильевич, словно бы обещал псу сахарную костомаху. Но не было у него сытного гостинца, зато правая рука была обмотана фуфайкой и походила на безобразную культю. Дог зарычал, но уже без страсти прежней, без громового раската в голосе, лениво спустился со ступеней своего престола; я похолодел от страха; ну, думаю, конец пришел партийному товарищу, сожрет его псина за милую душу и косточки не выплюнет; и во всем я буду виноват, ибо я подвел человека под беду. Но, братцы, что случилось с нашим деспотом! Он вдруг попятился от неведомого ужаса, уже с тоскою во взгляде обращаясь ко мне и вымаливая помощи. А Василий Васильевич с лицом добросердного партайгеноссе все протягивал псу свою культю, похожую на бычачью ногу, и повторял умильным голосом: "Ну иди ко мне, братец мой!" И вдруг дог, потеряв всякую спесь, кинулся бежать и пропал во тьме. Его стали окружать, закрывать все дыры, чтобы он не скрылся в лесу; но дог пропал с концами и как-то сразу улетучилось его гипнотическое всесилие. Случай казался столь странным, а решение вопроса столь быстрым, что не верилось в благополучность исхода. Бродягу подождали, поискали по околотку, но разве в ночной темени что разглядишь? Знать, затаился, сукин сын, в травяной ветоши, свернулся калачом, навострил слух, а теперь выжидает конца облавы, чтобы занять подобающее место. Не век же будут ставить рогатки и окружать, когда-то же и надоест ловить. Добровольные помощники, попив чаю, уехали; время к полуночи, а еще попадать к дому — не ближний свет. Через неделю они появились в нашем дворе снова и уже хитростью залучили нашего тирана в машину и отвезли в Москву. Там ему нашлись крыша над головою, служба и корм. Конечно, это тебе не богатый дом с коврами на полу, мягкими диванами и песьим фабричным кормом, который не надо жевать; но если из подобного житья его вытурили обманом, выкинули на улицу, то стоило ли жалеть прошлую жизнь; и надо думать, что дог и не скучал по ней, коли так привязался к нашей бедной усадьбе, вдруг сыскав в ней особых прелестей. Пытались же мы устроить дога в благополучный двор, но оттуда он сбегал; может, в тех владениях он не имел той власти, что вдруг заполучил у нас; и она, эта власть, показалась куда слаже самых сытных кормов, таджикских ковров, натертых паркетов и итальянских кушеток.

Шли дни чередою, уже березы стали опушаться зеленью, мы потихоньку собирались в деревню, дожидаясь, когда сын закончит класс. Происшествие с приблудной собакою стало тускнеть, выпадать из памяти, как то, многое, что уже приключалось с нами за долгую жизнь; и если когда и вспоминалось вдруг, то с улыбкою, без досады и горечи, как забавный случай. Тираны приходят и уходят, доставляя безусловно множество обид и горечей, как бы понапрасну выжигая из жизни целую череду невосполнимых дней; один в дачном райке лечит переломанную переносицу, в то же время невидимо заправляя судьбою России, — этакий серый кардинал, напяливший ряску невинного святоши, но умеющий ловко натягивать вожжи мчащейся тройке, когда сулит она смять злополучного хозяина под колеса. Ишь вот, помирал вроде, собороваться уже был готов, прощения просил у России, у Бога вымаливал милостей; и уже — о-го-го! — сто лет готов тянуть волынку, чтобы и народу скорбелось до скончания века. Уготовили веселие в аду, ровность жизни перетерли в труху и прах и хвалятся без стеснения, сукины дети… И наш постоялец вроде бы затерялся в Москве, перемалывая молодыми клыками серые деньки и зарабатывая себе на прокорм грозным видом и угрюмым рыком. Всяк потянулся по своей тропе и по своим мыслям. Но…