Газета День Литературы # 67 (2002 3)

Выпускаемый Юрием Кувалдиным журнал "НАША УЛИЦА" к новым уже не отнесешь, он вполне успел отвоевать себе место в мире периодики. Вот и в последних номерах он остается верен избранному пути — чуть ли не десятками открывает новые имена, вытаскивает из дыр времени и пространства никому не известные произведения, словом — расширяет масштабы литературной улицы если и не до космических, то до всероссийских размеров точно. И ведь что удивляет — везде встречаются оригинально пишущие авторы!..

Шестая книга "ЛИТЕРАТУРНОЙ УЧЕБЫ" за 2001 год открывается стихами отличного сыктывкарского поэта Андрея Расторгуева; кроме того, в номере печатаются Е.Сапрыкина, Н.Каданская, В.Бутромеев, Л.Аннинский, А.Большакова, Л.Звонарева и другие авторы.

Февральский выпуск журнала "НОВАЯ КНИГА РОССИИ" знакомит читателей со статьей Эдуарда Володина "Разные веры — единый народ", беседой Олега Трубачева и Юрия Лощица о латинице, откликом Валентина Распутина на книгу Владимира Крупина "Живая вода", очерком Николая Коняева о подвиге солдата Евгения Родионова, а также другими материалами православного характера.

Владислав Шурыгин СЫНОК (Из рассказов о чеченской войне. Окончание. Начало в №2)

Улица встретила почти угольной темнотой и сухим морозцем.

— Игорь Михайлович, дело к ночи. Я распоряжусь насчет ужина и ночлега? — спросил комбриг.

— Не откажемся. Так, Кудрявцев? — неожиданно улыбнулся Марусев.

Олег только кивнул.

— Тогда, Юрий Петрович, дай команду накрывать через часок. А пока поднимай сюда того курьера, которого вы в понедельник взяли. Надо кое-что уточнить. А потом и на ужин.

— Есть! — и комбриг шагнул в ночь.

В зябкой морозной тени "кунга" полковник жадно затянулся сигаретой. Искоса, быстро посмотрел на Кудрявцева.

— Первый раз на допросе?

— Первый, — честно признался Олег.

— Трусит с непривычки?

— Есть маленько. Уж очень все… — Олег замялся, подбирая подходящее слово и не смея его произнести в присутствии полковника.

— …грязно? — угадал Марусев.

— Да. Грязно! — облегченно выдохнул Кудрявцев.

— Конечно, грязно. А ты как думал? "Извините", "пожалуйста", "не будете ли так любезны"?..

Марусев говорил глухо, и казалось, слова его возникали прямо из воздуха.

— Мы не прокуратура и не милиция. Это у них допросы, следствия, адвокаты и права человека. У них в руках подозреваемый, и их работа — доказывать его вину. А мы — военная разведка. Нам ничего доказывать не надо. Этот "дух" — пленный враг, и этим уже все сказано. Мы не ведем расследования, мы добываем информацию. Это наша работа. И от того, как быстро и насколько точно мы получим данные о противнике, зависят жизни наших пацанов, исход боев и операций.

Это Жуков мог себе позволить роскошь не думать о том, что у его солдат есть матери, и выигрывать битвы, не считаясь с потерями. Сегодня так воевать — преступление. Сейчас не сорок первый год, а двухтысячный. И сегодня в русских семьях не по пять детей, а — дай Бог! — один-два. И за каждого пацана-срочника мы с тобой в ответе. Нам его не подарили, а дали на два года. И через два года мы обязаны вернуть его матери в целости и сохранности. Понимаешь?

Олег механически кивнул.

— Ни хрена ты еще не понимаешь! — беззлобно выдохнул Марусев. — Ты что, думаешь, в Отечественную пленные немцы болтали на допросах, как отличники на экзаменах? Так это только в кино они радостно выкладывали все, что знают, во имя пролетарской солидарности и мирового интернационала. Можешь поверить, фанатиков и убежденных "наци" среди них хватало. Никогда не задумывался над тем, куда девались "языки" после того, как их раскалывали?..

— В тыл отправляли, — механически ответил Кудрявцев.

— Только в порядке исключения. И только особо ценных "языков". А так — слишком много возни. Конвой гонять за тридевять земель, когда каждый солдат на счету. Поэтому обычно после допроса — нож под девятое ребро, и в яму!

Этот "дух" знал, на что идет, отправляясь сюда. И я не представитель Армии спасения. Ты сам видел, что они с нашими делают…

И Олег тут же вспомнил, как неделю назад с той самой группой иностранцев его привезли в военный госпиталь Ханкалы. Там "гуманитариям" продемонстрировали трупы зверски замученных боевиками пленных солдат. Это были первые мертвые в его жизни. Точнее, давным-давно, когда ему было десять лет, он ездил в Питер на похороны своей прабабушки. Ее незнакомое, осунувшееся восковое лицо, утопавшее в каких-то бумазейных кружевах, было все, что он знал о смерти. С тех пор она каким-то непостижимым образом обходила его. Даже когда на стрельбах в институте его однокурсник по глупой случайности на глазах всей группы застрелил своего друга, Олег в тот день был оставлен в лагере для перевода курсовой дочки комбата...

Когда носилки с трупами поставили на бетонный пол перед делегацией, то замотанные в серебристую фольгу коконы ему вдруг напомнили новогодних шоколадных зайцев, завернутых в такую же фольгу…

Но потом деловитый патологоанатом в зеленом хирургическом костюме развернул пленку.