Читаем Газета День Литературы # 70 (2002 6) полностью

Лишь сосна с арестантской котомкой,


Сбив на плечи морозный свой плат,


Называла тебя Незнакомкой,


Что-то вспомнив сквозь годы утрат.


И плыла под Полярной звездою,


Разметавшись на север и юг,


Арестантской тайгой ледяною


Русь в сиянии света и вьюг.


И шумели столетние кедры


Над крестами безвестных могил,


И светились запретные недра


Нерастраченным золотом жил.


В те года по медвежьим распадкам


Постреляли немало невест.


Но, в согласьи с земным распорядком,


Так же — пели и пили окрест.


Так же — тлели глаза обречённых


Гнить до смерти в ГУЛАГовской мгле.


Так же — гнали в тайгу заключённых


По замёрзшей от горя земле.


Но слыхали и выси, и недра


Рёв, пугающий каждую плоть:


То медведем выламывал кедры


И стонал твоё Имя Господь.


И светилось то Имя средь ночи,


Поборовши и тленье, и страх,


Как всемирной Любви средоточье,


Как снежинка на Божьих устах.



СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ



Когда замрёт широкий шум движенья


И сосны выпьют купол синевы,


Подвинет солнце медленные тени


На циферблате луга и травы.


Тогда в глазах звенящей веру птицы


Зажгутся солнцем замыслы твои,


И ты увидишь, как вокруг творится


Торжественная живопись земли.


А солнца шар — над шаром крон парящий,


От тёмной хвои оторвёт свой взгляд,


И колокольчик забормочет в чаще,


И тени лет, дрожа, скользнут назад.


Тогда — войди в плывущий мрак растений,


Нырни в глубины тени, слейся с ней,


И твёрдо знай: от боли изменений


Свободен мир играющих теней.


И ты увидишь времени лагуны —


Затоны в ряске, в соснах берега.


И крикнет голос, солнечный и юный,


Что жизнь тебе, как прежде, дорога.


Но, возвращаясь в зрелый день простора,


В познанье помни меру, слабый прах:


Не спрашивай широкий шорох бора,


Который час на солнечных часах.



ЗАВОДЬ



Рыбка медленный ил шевельнула


В глубине твоих тинных зрачков.


Шевельнула — и тут же спугнула


В ряске глаз моих стаю мальков.


Мы смеёмся, не зная ответов


На вопросы о смысле житья,


И кувшинками мечется лето


На прогретых вирах бытия.


Наше детство поёт над лесами,


Где разумны все твари подряд,


И Господь между миром и нами


Никаких не поставил преград.


И молчат нам словами наитий


Дебри трав и задворки планет,


И горит островами открытий


Под веслом шевелящийся свет.


Спой мне песню о солнце и чуде!


Там, где ивы срослись над рекой,


Головастиков в старой запруде


Можно запросто трогать рукой.



***



Стареет мир в трагической печали.


Всё глубже мрак. Всё злей безверья мгла.


Среди сиреней, в грозах русских далей,


Ещё горят над миром купола.


Но лаской и любовью не согреты,


В пустынном одиночестве ночей


Мы не хотим рожать такому свету


Ни звонких сыновей, ни дочерей.


Или они, наивные, святые,


От матерей за солнце пряча взгляд,


В чужом раю мечтая о России,


В такую ночь рождаться не хотят.


И на земной пустующей равнине


Под грохот гроз и гневный крик ворон


Все тише звоны древней благостыни,


Все громче голос войн и похорон.


Мы держим шаг, старея постепенно,


Теряем блеск, теряемся во мгле.


А вслед грозят судом и вечным тленом


Несущим крест страданья по земле.

Перейти на страницу:

Все книги серии Газета День Литературы

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное