Газета День Литературы # 80 (2003 4)

Сколь велика сила художественного слова... Умолчим о том, что Толстая безжалостно поместила выдуманного ею героя посреди зимы голыми ногами в снег (оборвыш-то — "босой"!). Ей самой и ее детям явно не приходилось голыми пяточками снежный наст утаптывать. Но поражает другое! По мнению Толстой, "босой оборвыш", глядя на веселящихся детей, должен понять, что только трудом заслуживают такую радость. Я так полагаю, девочка Таня уже с детства "трудилась в поте лица", зарабатывая себе деньги на елку и рождественские подарки. Только из скромности об этом умолчала. Только вот где трудиться этому "оборвышу"? Сколько, кстати, ему лет — 6, 9, 14? Куда ему пойти, по мнению Татьяны? В порнобизнес? Или стекла иномаркам мыть? Ну что вы?! Необходимо идти на нормальную работу. Сейчас, слава богу, детский труд разрешен с 14 лет. Это тебе не советский тоталитаризм. Глядишь, годам к тридцати "оборвыш" заработает себе на хоровод. Вот тогда и ухороводится до полного счастья. А пока ему писательница велела стоять и смотреть на окна, постигать сущность бытия... Читая этот восхитительный отрывок, я, вдохновленный Толстой, так и вижу продолжение описанной сценки. Открывается окно (душно в зале), и пред измазанным соплями и сажей личиком оборвыша появляется хорошее, тяжелое лицо писательницы. Она видит стоящего на цыпочках, дрожащего, наверняка уже простуженного мальца и говорит: "Холодно? Голодно? Трудись в поте лица, и всё тебе будет. Кто работает, тот не мерзнет". Окно закрывается, и слышен хорошо поставленный голос Татьяны: "Ребята! Прекращаем игры! Сейчас будет подан десерт!"

Читает "наш" народ мало, отмечает Толстая. Я не знаю, какой народ читает больше нашего. Может, Толстая в своих скитаниях такой народ встречала. Гоголя, например, согласно Толстой, "наш" народ "в упор не видит,— должно быть, оттого, что сам является его персонажем" (эссе "Художник может обидеть каждого"). Спустя сто страниц цитируемой книги Толстой "наш" народ "превратился в персонажа Зощенко" (эссе "Bonjour, moujik!").

Таким вот и видится Толстой "наш" народ поныне — являет он собой нечто уродливое, сварливое и ленивое, Николай Васильевич начал его портрет рисовать, Михаил Михайлович закончил. На самом деле, и Гоголь и Зощенко о своем народе были явно иного мнения, чем Толстая. Да и не только они.

Народных представителей, описанных Львом Толстым или дедушкой Татьяны Алексеем Толстым, писательница никогда не видела. Если встретит Толстая русского человека, у него либо глаза гноятся, либо весь бородавками зарос. "Это ничаво", говорит человек, и как краб отползает в сторону. Барыня идет!

Сама Татьяна является персонажем то ли Гоголя, то ли Чехова. Где-то у классиков прошуршала платьем эта надменная дама с поджатыми губами, измученная не то изжогой, не то желудочными коликами, дала пощечину подвернувшейся дворовой девке... Такой и запомнилась. А теперь вот всплыла в темной проруби русской жизни. Уму-разуму учит темный люд, грязную сарынь.

Сарынь серьезно провинилась перед Толстой в 1917-м году, когда самой писательницы и не было еще. Согласно Толстой, революция — непростительный народный грех. До сих пор "наш" народ кнута за "учиненныя непотребства" просит, вырывается где-то у барыни. Я не буду пытаться обелить большевиков 20-х годов: много зверья водилось среди "интернационалистов"; время было дикое и кровавое. Автор этого материала ратует лишь за историческую справедливость.

Представления Татьяны Толстой о дореволюционной эпохе, как о "золотом веке" (так называется одно из эссе писательницы), кажутся мне малообоснованными, надуманными, литературными.

Вот так начинается вышеупомянутое эссе "Золотой век": "Всем русским известна знаменитая ленинская фраза: "Каждая кухарка должна уметь управлять государством". Интересно, что он, ни разу в жизни не сваривший себе крутого яйца, мог знать о кухарках?.."

Здесь Толстая совершает подлог, поскольку приведенных ей слов Ленин никогда не произносил. В работе "Удержат ли большевики государственную власть" он писал: "Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством". Смысл несколько иной, согласитесь? Ленин не говорит, что — "должна". Напротив, он говорит — "неспособна". Заметьте, что цитирование Толстая предваряет снобистским: "всем русским известна... фраза..." Подобных ляпов у Толстой немало.

"А между тем в России была женщина,— продолжает Толстая,— чьему умению управлять своим маленьким государством Ленин мог бы позавидовать".