Газета День Литературы # 86 (2004 10)

— Так, — крякнул Зайцев.

— Парик чуть не потерял. Так что длинноволосого тебе искать не надо. Пустое.

— Не понял!

— Когда он через кусты проходил, руку на голове держал... Боялся, что парик веткой сорвет.

— Так. Да ты, я смотрю...

— Дождь тогда шел, — перебил бомж невозмутимо. — Совсем небольшой дождь. Даже зонтик не было надобности раскрывать.

— А одет? Во что он был одет?

— Неважно одет... Какой-то плащик, без карманов, опять же...

— Слушай, Ваня! Говори толком! Что значит — без карманов? Не бывает плащей без карманов!

— Бывают, — тяжко вздохнул бомж и поднялся со скамейки, видимо, устав от непонятливости капитана. — Срезал он карманы, срезал. Чтоб удобнее пистолет под плащом держать, чтоб глушитель не мешал... Усек? Сигареткой-то еще угости, а?

Но Зайцев, увлеченный открывшимися перед ним возможностями, даже не услышал этой негромкой просьбы. Сорвавшись с места, он помчался в свои следственные коридоры отдавать приказы, составлять планы перехвата и производить другие важные следственные мероприятия.

— Ну-ну, — сказал, глядя ему вслед, Ваня и тяжелой неторопливой походкой направился к железным гаражам, между которыми он и втиснул свой тюфяк, подобранный как-то у мусорных ящиков.

На следующее утро капитан Зайцев примчался во двор, не скрывая своего нетерпения. Он тут же бросился к гаражам, но в знакомой щели бомжа не было. В беспомощности оглянулся по сторонам — старушки были на месте, у песочницы.

— Где Ваня? — спросил он, подходя.

— Ваня? — удивились старушки.

— Ну, бомж! Бомжара ваш родной! Где он?

— Неужто натворил чего?— опасливо спросила старушка побойчее.

— Пока нет, только собирается. Так где же он?

— Может, в подвале?

— А как попасть в подвал?

— Это только Ваня знает,— рассудительно заметила старушка.— У него туда свой вход, свой выход... Вряд ли кто вам подскажет. Дожидаться надо.

Бомжа Ваню Зайцев нашел возле продуктового магазина. Тот сидел в сторонке на траве, не решаясь расположиться на скамейке, будто заранее признав, что скамейка не для него — скамейка для людей порядочных и законопослушных. Ваня пил молоко из надорванного пакета и закусывал булкой, отрывая от нее ломти и не торопясь отправлял их в рот.

— А, капитан!— сказал он улыбчиво.— Присаживайся! — и гостеприимно похлопал ладошкой по траве.

Зайцеву ничего не оставалось, как присесть рядом.

— Как успехи? — спросил Ваня.— Поймал?

— Кого?

— Убийцу.

— Нет, — Зайцев помолчал.— А ведь ты не всё мне вчера сказал.

— Ты так торопился, капитан... Угощайся,— бомж протянул Зайцеву пакет с надорванным уголком.

— Спасибо. Сыт.

— Как знаешь,— запрокинув голову, Ваня влил в себя большой глоток молока. Потом как-то неожиданно перестал жевать и задумался, уставившись в пространство. — Законы мести, — произнес он странные слова и опять всё свое внимание обратил на пакет с молоком и растерзанную булку.

— Продолжай, Ваня, — терпеливо сказал Зайцев.

— Есть, капитан, законы мести... Человек подчиняется этим законам, даже не зная об их существовании. Они выше нашего понимания. Они сильнее нас. И справедливее, хотя, как мне кажется, не все со мной согласятся, — бомж взмахнул рукой с зажатой в кулаке булкой и замер на какое-то время в позе греческого бога.

— Вчера ты что-то говорил про дождь, — напомнил Зайцев.

— Дождь — это очень важно, — кивнул бомж, — может быть, это самое важное обстоятельство... Хотя и не все со мной согласятся. Да я, собственно, к этому и не стремлюсь.

— К чему? — чуть было не сорвался Зайцев.

— К тому, чтобы все со мной соглашались. Это плохо, когда все соглашаются.

— Почему?

— Потому что во всеобщем согласии обязательно присутствует лукавство. Невозможно такое, чтобы все соглашались искренне. Ведь люди-то разные, — взгляд бомжа опять остановился, устремленный в пространство.— А дождь, дождь — это хорошо, я люблю дождь, хотя последнее время он доставляет мне много хлопот. Но так было не всегда.

— Так что дождь?

— Во время убийства шел дождь.

— И о чем это говорит?

—

Это говорит о том, что невозможно предусмотреть всё. Предусмотреть всё не может никто, — бомж помолчал. — Но пару ударов я в своей жизни все-таки пропустил, пару хороших таких ударов. Можно сказать, под дых.

— И в результате? — Зайцев решил вытерпеть этот разговор до конца.

— А результат, капитан, ты видишь перед собой, — бомж снова, в который уже раз, вскинул правую руку вверх, отнеся ее чуть назад. — Плохой результат. Отрицательный. Но самое печальное в том, что он окончательный, как говорят в ваших кругах, обжалованию не подлежит.

— Это плохо, — сочувственно вздохнул Зайцев. — Так что дождь?

— А, — оживился Ваня. Он, не отряхиваясь, поднялся, бросил в урну пустой пакет из-под молока и улыбчиво обернулся к Зайцеву, всё еще сидевшему на траве.— Пошли, покажу,— и поплелся к дому, у которого сутки назад произошло убийство.