Читаем Газета День Литературы # 90 (2004 2) полностью

Клавдия Николаевна втыкала свечку в желтый песочный круг высокого подсвечника, возжигала. Прижмуривалась. Чудилось ей, что едва касающийся ее кожи, тихий теплоструй не от огонька свечки, а от жарких желтых песков Востока, за которыми — Назарет, Вифлием, Иерусалим... Прекрасно уносилась в грезах Клавдия Николаевна.


Уходя, отступив от иконы, Клавдия Николаевна оборачивалась, крестилась, блазнилось ей, что Богородица следит за нею участливо и сострадательно. И Клавдия Николаевна роняла наивно и примирительно:


"Раба Божьего Михаила, члена правительства, урезонь..."


И шла Клавдия Николаевна на дешевый привокзальный базар.


Базар с первого шага зачумлял замызганностью. Под ногами навязчиво чавкала жижа. Она слоилась, дыбилась, дико выблескивала на весеннем солнце, засасывала в себя подошвы.


Лавки рядились по двум сторонам крытого кровлей прохода, настолько узкого, что, когда в него ввозили товары, покупатели под гортанные окрики возчиков влеплялись в стены, опасаясь быть задетыми острыми краями громыхающей тележки, пришпиливались к фанерной обивке.


Вопреки тесноте, живые дышащие ручейки, наподобие извивающихся лент фарша из отверстий мясорубки, ввинчивались в проход. На прилавках громоздились фрукты, запечатанные в целлофан сырки, ломтики колбас, сладости...


А цены... щадящие, как прихоть сатрапа, прощающего приговоренного к казни.


Продавцы-кавказцы ловко отпускали снедь, глаза их алчно искрились, как будто они тешились некой азартной игрой.


На сухих асфальтовых пятачках переминались владельцы этой лавочной ярмарки с сонно-непроницаемыми физиономиями. Их кожаные пальто топорщились арбузами животов, и, если им вынуждалось перемещаться по базару, они, не церемонясь, раздвигали толчею своими упругими пузами.


Клавдия Николаевна смешалась с толпой и, подхваченная ею, в общем движении всунулась в проход. Кое с кем она зналась, поскольку съезжалась сюда публика схожая, устойчивая по составу.


Она, публика, не смущалась ни дегтярной темной жижей, ни обидной снисходительностью кавказцев. Она, публика, смирилась со всем, потому что не могла жить без пищи.


Кого вмещало ядро этой сплоченной армии с кошелками?


Таких же, как Клавдия Николаевна, педагогов-женщин в аккуратных обносках одежд минувших лет, зачастую еще не переболевших стыдом недоимок;


медиков, ежедневно соприкасающихся с людскими страданиями, и потому более закаленных, чем учительницы;


пожилых ученых мужей, неприступно-суровых по облику, с клинышками седых бородок, в выцветших шляпах...


А еще круговращались на базаре:


пенсионеры любой масти;


бывшие военные, не достигшие хлебно-обеспечивающих чинов;


ребятишки, посланные затурканными матерями;


пронырливые лотошницы, прикупающие оптом, чтобы наварить с продаж в переходах метро, на тротуарах...


Клавдия Николаевна как-то горько приметила: "Тут не обозришь только тех, кто денно-нощно приплясывает, шепелявит, причмокивает, разнагишается, безголосо дует в микрофон на так называемом "голубом экране".


В очередях переговаривались, и Клавдия Николаевна тоже встревала в беседы. Случалось, бойкая гражданка бросала кавказцу :


"А цены отчего снизили?"


Тот с ответом не медлил:


"Русский народ любим..."


Или:


"Без посредников товар на прилавке..."


Женщины одобрительно соглашались, что перекупщики — это язва торговли, наценки от них. Дотошные не угомонивались, друг друга теребили:


"Странно! Не простаки кавказцы, чтобы свое упустить..."


С ними спорили:


"Им хочется с нами дружить!"


"Да уж! Да уж! " — ерошились неверящие.


И внезапно Клавдия Николаевна всполошилась, ладонью ополоснула по щеке,— примерещилось ей, что среди лавкодержателей в кожаном пальто проскрипела фигура с головою раба Божьего Михаила,— ноздрястая, с очами навыкат, лысая, толстогубая...


Клавдия Николаевна перекрестилась и покинула базар.



Так бы и пульсировала жизнь у Клавдии Николаевны, если бы однажды, телепая с базара, не наткнулась на соседку по лестнице, санитарного врача. Та стрельнула глазом по кошелке Клавдии Николаевны:


"С достатком!.."


"На вокзальном базаре сторговала..."— похвалилась Клавдия Николаевна.


"Вокзальном?..— озадачилась соседка и приветила,— Одна я, на чаек загляни... Давненько не гомонились..."


За чаем соседка на деловой тон переключилась:


"Не советую с того базара отовариваться. Дешево? Да. А если здоровье угробишь? Вызнал сан- эпиднадзор о махинациях на базаре. Отрядили неподкупного врача с милицией. Допытались, что базарные заправилы просроченные товары свозят из супермаркетов. Залеживаются в них лакомства, не расходятся,— цены-то жалят, как осы. Богатых потребителей не густо. Просроченное не убьет сразу, как удар молнии, но заразу в организм угрожающе вносит, нагнетает..."


"Да ведь это... вредительство!"— по-старинному выпалила Клавдия Николаевна.


Развела руками соседка:


"Вытребовал при мне милицейский полковник хозяина базара. Пришуршал на иномарке. Имя отложилось — Казбек. Ему в нос тычат запретительные акты, анализы. Он лишь скалится и нам, как дошколятам: "Это коммерция. На летальный исход показатели не зашкаливают. Цены не за высший сорт. Закона против меня нет..."


Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное