Читаем Газета День Литературы # 92 (2004 4) полностью

Почувствовать, но не поверить с болью,


Что смерть вороной побредет по полю,


Выклевывая зерна из борозд.



***


Хорошо быть поэтом


На свете золотом.


Хочешь — живи на этом.


Хочешь — на том.



Будет и бог в стакане,


И звезда на Кремле.


Хочешь — умри в камне.


Хочешь — в земле.



***


Нет сумрака под небесами,


И в слове спасения нет.


Но даже когда не спасает —


Оно называет предмет.



И в слове, от смысла далеком,


Знакомом, прозрачном на свет,


Есть тысячи странных волокон,


Которым названия нет.



Он видит травинку в бинокль,


Глядит в микроскоп полевой —


И в смысле своем одиноком


Восходит она над травой.



Тогда он снимает ботинки


И голову прячет в траву,


И рифма “травинка—кровинка”


Впервые приходит к нему.



Он благо-дарит, засыпая,


Что в слове спасения нет,


Что он никого не спасает


И лишь называет предмет.



***


Где-то есть еще русское поле.


Не удержишься, стоя на нем.


Тает белая сталь на припое


И антоновым греет огнем.


Отобьешься от вражьего стана —


Не узнаешь, каких ты кровей.


Пролетала подметная стая,


Распахала лицо до бровей.



Со своей нерадивой мечтою:


Жить трудом и погибнуть в бою,—


Я шатаюсь по русскому полю,


Как последний в разбитом строю.



Мы уйдем без земного поклона


Чужеродные звезды стеречь.


Не дари мне последнего слова —


Я забыл тебя, русская речь.



***


У Себастьяна Баха


Была одна рубаха.


Он в ней ходил на службу


И так ее носил.


Когда она протерлась


На вороте и локте,


Он новую рубаху


У Бога попросил.



Он попросил у Бога


Так мало, так немного:


Не смерти, не спасенья,


Не истины земной...


И Бог был опечален —


Ведь Бах необычаен.


Но не было у Бога


Рубахи ни одной.



***


Чем больше в полях высыхало колодцев,


Тем меньше боялся я жажды и зноя.


Тем больше любил я упрямых уродцев,


Прозвавших поэзию — влагой земною.



Чем больше страну оставляли пророки,


Тем меньше я думал о будущем света,


Тем больше я верил в прозрачные строки


Забытых, неузнанных нами поэтов.



Чем меньше я плакал, боялся, молился,


Тем больше терял дар обыденной речи.


Я видел поэтов усталые лица.


Прекрасные лица — но не человечьи.



Они открывались случайно, однажды,


Мне стало неважно, что будет со мною.


Чем больше они умирали от жажды —


Тем меньше боялся я жажды и зноя.



***


Что мне сказать народу моему?


Он много лет не верит никому


И, нас в пути встречая по одежде,


В последний провожает по уму,


Благословив наш подвиг безнадежный.


Чтоб не солгать народу моему,


Скажу, что я не верю ни ему:


Строителю, страдальцу, погорельцу,


Пожары созывающему в рельсу,—


Не канул в Лету, канул в Колыму.



Скажу, что я не верю ни ему,


Ни времени, ни месту своему


И даже смерти той, что за плечами


Уже крадется к слову одному,


Но и оно не значилось в начале.



***


Пока чернел над полем крест орлиный,


И зарастала житница бурьяном,


По слову собирая на былину,


По нищим деревенькам шли баяны.



Мать пела сыну, пела-выпевала:


“Ты утром встанешь — и взойдет Ярила”.


Обугленная Русь полудышала,


Который век дыхание копила.



Все ожидали, укрывая глиной


Отцов и братьев, данников недавних,


Когда баяны пропоют былиной


Богатыря, не знающего равных.



И тысячи за ним пойдут по зову,


И он шагнет бесстрашными полками —


На поле, избавляться от позора:


Мечом, копьем и голыми руками.



Всё сплавлено, всё слито воедино —


Не сладить ни варягам, ни татарам.


От каждого — по слову на былину.


От каждого — по одному удару.

Олег Бородкин В ПЛАСТМАССОВОМ МИРЕ



***


не то чтобы поддельная зима,


но нет морозов, только снег и снег.


мне не хватает, видимо, ума


прожить безбедно свой короткий век.



а то и вовсе оттепель. вода


по улицам противно потечет.


я всё-таки рискую иногда.


в бездействии отсутствует почет.



испорчен климат. слюни, сопли, грязь.


под утро подморозит — будет лед.


не вышел снова Бог со мной на связь.


от гриппа ем чеснок и реже — мед.



от мыслей, впрочем, пухнет голова.


люблю неблагодарный этот труд.


и носишь по редакциям слова.


смеялись раньше, нынче же — берут.



в Литературке дали гонорар.


вот в Дне литературы не дают.


метет. полно средь дворников татар,


таджиков, русских, есть и прочий люд.



с машины в сотый раз счищаю снег.


на лыжах бы, в деревню, в поле, в лес!...


писатель — очень хитрый человек:


из графоманов в гении пролез.




***


спасенье в электричестве. бензин,


сгорая, сами знаете, чего.


а также самолетный керосин...


в остатке СО2 и Н2О.



спасенье неизвестно даже в чем.


в холодном ветре, в снеге и дожде...


в здоровом сексе, в пытке ноябрем,


в чистейшем спирте, в правильной еде...



в арийской крови в жилах у славян.


в хазарской крови в жилах у мордвы...


но к вечеру усилится туман,


и вряд ли на машине из Москвы



легко ты сможешь выскочить за МКАД.


в железной мы погрязли суете.


жизнь — это давка. воздух — это яд.


а правда — вой на гнусной частоте.



и ложь, конечно, часто дикий бред.


по данной части наш начальник спец.


нордический мы шлем ему привет.


увы, вдали маячит лишь крындец...



когда-нибудь здесь кончится бензин,


иссякнет газ, последний электрон


уйдет под землю... вырубкой осин,


берез, ольхи... охотой на ворон,



собак займется весь электорат,


впадая иногда в каннибализм.


недаром время двинулось назад,


и сделался регресс. капитализм.


***


трубы у нас не лопаются от морозов.



жены не изменяют с друзьями детства.



кошки не тырят куски со стола.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное