Почувствовать, но не поверить с болью,
Что смерть вороной побредет по полю,
Выклевывая зерна из борозд.
***
Хорошо быть поэтом
На свете золотом.
Хочешь — живи на этом.
Хочешь — на том.
Будет и бог в стакане,
И звезда на Кремле.
Хочешь — умри в камне.
Хочешь — в земле.
***
Нет сумрака под небесами,
И в слове спасения нет.
Но даже когда не спасает —
Оно называет предмет.
И в слове, от смысла далеком,
Знакомом, прозрачном на свет,
Есть тысячи странных волокон,
Которым названия нет.
Он видит травинку в бинокль,
Глядит в микроскоп полевой —
И в смысле своем одиноком
Восходит она над травой.
Тогда он снимает ботинки
И голову прячет в траву,
И рифма “травинка—кровинка”
Впервые приходит к нему.
Он благо-дарит, засыпая,
Что в слове спасения нет,
Что он никого не спасает
И лишь называет предмет.
***
Где-то есть еще русское поле.
Не удержишься, стоя на нем.
Тает белая сталь на припое
И антоновым греет огнем.
Отобьешься от вражьего стана —
Не узнаешь, каких ты кровей.
Пролетала подметная стая,
Распахала лицо до бровей.
Со своей нерадивой мечтою:
Жить трудом и погибнуть в бою,—
Я шатаюсь по русскому полю,
Как последний в разбитом строю.
Мы уйдем без земного поклона
Чужеродные звезды стеречь.
Не дари мне последнего слова —
Я забыл тебя, русская речь.
***
У Себастьяна Баха
Была одна рубаха.
Он в ней ходил на службу
И так ее носил.
Когда она протерлась
На вороте и локте,
Он новую рубаху
У Бога попросил.
Он попросил у Бога
Так мало, так немного:
Не смерти, не спасенья,
Не истины земной...
И Бог был опечален —
Ведь Бах необычаен.
Но не было у Бога
Рубахи ни одной.
***
Чем больше в полях высыхало колодцев,
Тем меньше боялся я жажды и зноя.
Тем больше любил я упрямых уродцев,
Прозвавших поэзию — влагой земною.
Чем больше страну оставляли пророки,
Тем меньше я думал о будущем света,
Тем больше я верил в прозрачные строки
Забытых, неузнанных нами поэтов.
Чем меньше я плакал, боялся, молился,
Тем больше терял дар обыденной речи.
Я видел поэтов усталые лица.
Прекрасные лица — но не человечьи.
Они открывались случайно, однажды,
Мне стало неважно, что будет со мною.
Чем больше они умирали от жажды —
Тем меньше боялся я жажды и зноя.
***
Что мне сказать народу моему?
Он много лет не верит никому
И, нас в пути встречая по одежде,
В последний провожает по уму,
Благословив наш подвиг безнадежный.
Чтоб не солгать народу моему,
Скажу, что я не верю ни ему:
Строителю, страдальцу, погорельцу,
Пожары созывающему в рельсу,—
Не канул в Лету, канул в Колыму.
Скажу, что я не верю ни ему,
Ни времени, ни месту своему
И даже смерти той, что за плечами
Уже крадется к слову одному,
Но и оно не значилось в начале.
***
Пока чернел над полем крест орлиный,
И зарастала житница бурьяном,
По слову собирая на былину,
По нищим деревенькам шли баяны.
Мать пела сыну, пела-выпевала:
“Ты утром встанешь — и взойдет Ярила”.
Обугленная Русь полудышала,
Который век дыхание копила.
Все ожидали, укрывая глиной
Отцов и братьев, данников недавних,
Когда баяны пропоют былиной
Богатыря, не знающего равных.
И тысячи за ним пойдут по зову,
И он шагнет бесстрашными полками —
На поле, избавляться от позора:
Мечом, копьем и голыми руками.
Всё сплавлено, всё слито воедино —
Не сладить ни варягам, ни татарам.
От каждого — по слову на былину.
От каждого — по одному удару.
Олег Бородкин В ПЛАСТМАССОВОМ МИРЕ
***
не то чтобы поддельная зима,
но нет морозов, только снег и снег.
мне не хватает, видимо, ума
прожить безбедно свой короткий век.
а то и вовсе оттепель. вода
по улицам противно потечет.
я всё-таки рискую иногда.
в бездействии отсутствует почет.
испорчен климат. слюни, сопли, грязь.
под утро подморозит — будет лед.
не вышел снова Бог со мной на связь.
от гриппа ем чеснок и реже — мед.
от мыслей, впрочем, пухнет голова.
люблю неблагодарный этот труд.
и носишь по редакциям слова.
смеялись раньше, нынче же — берут.
в Литературке дали гонорар.
вот в Дне литературы не дают.
метет. полно средь дворников татар,
таджиков, русских, есть и прочий люд.
с машины в сотый раз счищаю снег.
на лыжах бы, в деревню, в поле, в лес!...
писатель — очень хитрый человек:
из графоманов в гении пролез.
***
спасенье в электричестве. бензин,
сгорая, сами знаете, чего.
а также самолетный керосин...
в остатке СО2 и Н2О.
спасенье неизвестно даже в чем.
в холодном ветре, в снеге и дожде...
в здоровом сексе, в пытке ноябрем,
в чистейшем спирте, в правильной еде...
в арийской крови в жилах у славян.
в хазарской крови в жилах у мордвы...
но к вечеру усилится туман,
и вряд ли на машине из Москвы
легко ты сможешь выскочить за МКАД.
в железной мы погрязли суете.
жизнь — это давка. воздух — это яд.
а правда — вой на гнусной частоте.
и ложь, конечно, часто дикий бред.
по данной части наш начальник спец.
нордический мы шлем ему привет.
увы, вдали маячит лишь крындец...
когда-нибудь здесь кончится бензин,
иссякнет газ, последний электрон
уйдет под землю... вырубкой осин,
берез, ольхи... охотой на ворон,
собак займется весь электорат,
впадая иногда в каннибализм.
недаром время двинулось назад,
и сделался регресс. капитализм.
***
трубы у нас не лопаются от морозов.
жены не изменяют с друзьями детства.
кошки не тырят куски со стола.