Газета "Своими Именами" №1-2 от 02.01.2014

На его статью «Пушкин и Горький» в 1937 году обрушился известный тогда критик Абрам Гурвич. Платонов ответил ему в «Литературке» не под каким-нибудь трусливым псевдонимом и совсем не как человек, выброшенный из литературы: «Критический почерк Гурвича крайне вульгарен и пошл» и т.д. в том же мужественном духе.

А то взбредёт Волкову в голову рассказать байку, как Сталин вызвал однажды сразу трех знаменитых поэтов - Маяковского, Есенина, Пастернака – и повелел им срочно заняться переводом грузинских поэтов. Понять тут Соломона можно. Он слышал, что Сталин по рождению грузин, значит, как Соломон своим, так и он своим должен во всём содействовать. Простая мысль, что по своему положению Сталин просто не мог заниматься проблемой переводов, за этот толоконный лоб проникнуть не может. Я уж не говорю о том, что в каком-то особом расположении к Грузии Сталин никогда замечен не был. Более того, он называл её «самой скандальной республикой». Но главное-то, все встречи Сталина с писателями, все его письма, телефонные звонки им хорошо известны. Так вот, Маяковского он мог видеть один раз в Большом театре на торжественном заседании, посвященном Десятилетию Октябрьской революции, где в концерте поэт читал поэму «Хорошо!»; Пастернаку Сталин однажды звонил в связи с арестом Мандельштама, но тот так жалко при этом вел себя, что Сталин бросил трубку. У Есенина ни квартиры, ни телефона не было, а только жёны, числом четыре. У Есенина о Сталине – ни слова, у Маяковского он упомянут дважды, у Пастернака – возвышенные стихи и проникнутые благоговением письма... Хорошо, что Волков еще не поведал нам о том, как Сталин угощал шашлыком Руставели и уговаривал его написать поэму «Генсек в тигровой шкуре».

Наиболее полно клеветнический дар Соломона раскрылся в его книге «Шостакович и Сталин». Книга снабжена пространным, на двадцать страниц предисловием за подписью Народного артиста СССР В.Т. Спивакова. Однако есть веские основания думать, что это сочинил сам Соломоша. Действительно, невозможно поверить, чтобы такой известный и прославленный, такой образованный и интеллигентный человек, как Владимир Теодорович, мог наворотить столько невежественного вздора, комических глупостей, запредельной чепухи. А для Соломоши всё это очень подходит, весьма к лицу, ни на что другое он просто не способен, он тут – как рыба в воде. Спиваков, верно, просто по старой дружбе подмахнул не читая: они когда-то учились вместе в музыкальной школе.

Да не Спиваков, а просто психически нормальный человек может ли нахваливать книгу, 635 страниц которой напичканы жемчужинами ума такого, например, пошиба: «Шостаковичу удалось пережить тирана на 22 года. Это было подвигом!». Вы только подумайте: подвиг! победа! триумф!.. Я полагаю, что тут кончину здравого смысла надо почтить молчанием. Или всё-таки напомнить, что тиран был старше почти на тридцать лет. И у самого Волкова есть на счету множество таких переживальческих побед. Например, по всем данным он победил, превзошел, сунул за пояс Геббельса, почившего в мае 1945 года. Но вот вопрос: тиран-то прожил на несколько лет больше, чем композитор. Кто же всё-таки в конце концов победитель?

От имени Спивакова нам сообщается и такая новость о советском времени: «Это была эпоха, когда каждому было о ком плакать». Да ведь так можно сказать о любой эпохе, ибо всегда были и будут утраты, потери, трагедии. Не о советском же времени Тютчев с горечью писал:

Слёзы людские, о слёзы людские,

Льётесь вы ранней и поздней порой…

Льётесь безвестные, льётесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые…

Во все века, во всех краях… А уж сейчас-то на Руси не успеет закончиться один траурный срок, как начинается другой. И Волкову есть о ком поплакать, но трудно представить в его глазах слезинку.

Или вот читаем о «кровавом «деле врачей». Да, было в 1953 году такое «дело» 28-и врачей, в большинстве евреев, работавших в «кремлёвке». Евтушенко об этом даже успел – везде первый! – стихи сварганить:

Пусть Горький был убит другими, -

убили, кажется, эти же…