Газета "Своими Именами" №13 от 25.03.2014

Однако это очень странно. Как мы убедились, в течение той недели по всей стране шла напряженная подготовка к отражению германского нападения. Неужто за это время, тем более в самый канун нападения, у военно-морского министра и главы правительства не нашлось общих дел для обсуждения? И действительно, записи в журнале посетителей, принятых И.В. Сталиным в его кремлевском кабинете, свидетельствуют, что Николай Герасимович почему-то сказал неправду: 21 июня адмирал Кузнецов находился в кабинете вождя с 19.05 до 20 часов 15 минут! (Исчезнувшая империя.)

Тем не менее, описывая события 21 июня, Кузнецов в числе лиц, с которыми он встречался, Сталина не назвал. Случайно ли? Может, известный флотоводец просто запамятовал? Но в столь худую память адмирала трудно поверить. Последний предвоенный день Кузнецов осветил весьма подробно, уделив основное внимание общению с очень широким кругом лиц. В их числе – нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков, работники центрального аппарата ВМФ адмиралы Галлер и Алафузов, командующие флотами Трибуц, Октябрьский, Головко, и даже собственная жена Вера Николаевна. (Кузнецов Н.Г. Накануне.) В этом списке нет только Сталина, главы страны и его прямого начальника. Наконец, разговор в девятом часу вечера с капитаном первого ранга Воронцовым о предстоящем нападении Германии он вспомнил в подробностях, а закончившуюся минутами раньше встречу с самим Сталиным по тому же вопросу – забыл напрочь? Это невозможно, Сталин не то лицо, разговор с которым в преддверии тяжелейшей войны в нашей истории может забыться. Ведь первейший вопрос, всегда интересующий любого коснувшегося темы начала войны хоть историка, хоть ее участника – а что думал по этому поводу Сталин? Верил ли он в скорое нападение немцев? И как отнесся к действиям самого Кузнецова, когда тот два дня назад ввел на флоте оперативную готовность №2? Одобрил ли такую «инициативу», или наоборот – не одобрил? А если не одобрил, то не пригрозил ли, как нас убеждают в подобных случаях, стереть ослушника «в лагерную пыль» за самоуправство? Такое не забудешь!

Но если нарком рассказывает о начале войны и касается при этом кого угодно, только не Сталина – это выглядит странно и вызывает подозрение. Поэтому дальше по тексту Кузнецов исправился, вспомнив про Сталина, и вот что из этого получилось.

В 3 часа утра 22 июня немцы начали первый воздушный налет на Севастополь. Получив соответствующий доклад командующего Черноморским флотом, Кузнецов бросился к телефону сообщить тревожную новость Сталину. Абсолютно естественный шаг: министр спешит предупредить главу правительства о чрезвычайном событии – начале войны! Но поговорить со Сталиным ему не удалось:

«Сразу снимаю трубку, набираю номер кабинета И.В.Сталина. Отвечает дежурный:

— Товарища Сталина нет, и где он, мне неизвестно.

— У меня сообщение исключительной важности, которое я обязан немедленно передать лично товарищу Сталину,— пытаюсь убедить дежурного.

— Не могу ничем помочь,— спокойно отвечает он и вешает трубку» (там же).

Кузнецов пытается дозвониться Сталину по другим телефонам – и тоже безуспешно:

«Еще несколько минут не отхожу от телефона, снова по разным номерам звоню И.В. Сталину, пытаюсь добиться личного разговора с ним. Ничего не выходит. Опять звоню дежурному:

— Прошу передать товарищу Сталину, что немецкие самолеты бомбят Севастополь. Это же война!

— Доложу кому следует,— отвечает дежурный. Через несколько минут слышу звонок. В трубке звучит недовольный, какой-то раздраженный голос:

— Вы понимаете, что докладываете? — Это Г.М. Маленков.

— Понимаю и докладываю со всей ответственностью: началась война…»

Не сумев связаться со Сталиным по телефону ночью, утром 22 июня Кузнецов сам отправился в Кремль, чтобы лично доложить обстановку в связи с нападением Германии. Однако Сталина он там тоже не застал: