Газета "Своими Именами" №15 от 10.04.2012

- Понятно. Однако ты не забыла подробности, которые она перечислила в тот раз?

- Нет. Она... в том, доисторическом восемьдесят пятом... когда Горбачев призвал к «перестройке», когда всюду плакаты «Бюрократия, приписки – наш самый страшный внутренний враг...» Это следует взять в расчет... Все, во всяком случае многие, обнадежились... Она вдруг: «Лиль, опять начальство настаивает, чтоб я закрыла фальшивый наряд! Опять бесстыдно завышен объем работ и количество стройматериала! Науськанные прорабы ворвались ко мне в комнату и матом-перематом: «Фашистка! Работягам не даешь житья! Над работягами издеваешься! Откуда взяла, что мы рубероид в один слой положили?! Ты там была, на крыше, лезла на четырнадцатый этаж?! Нет! Ты, стерва, мать твою так и растак, в тепле сидишь!» Ну, я шапку на голову, руки в рукава: «Пошли сейчас же!». Мужички стихли, заюлили: «Да чего это вы, Инесса Ивановна, так близко к сердцу ... Да там же холодрыга, дождь сечет...» Лиль, ты думаешь, я не боялась? Еще как боялась! Три здоровых мужика в кирзачах, морды злые... Впереди них шагаю по черной лестнице, потом на чердак. Молчат, сопят... А на крыше ветрище как ударил в спину, чуть не упала, не покатилась вниз... И дождь со снегом в глаза. Ну что им, здоровилам этим, за которых начальство стеной, столкнуть меня с четырнадцатого... мол, оступилась, не удержалась. Пронесло. Не рискнули. Нащупала край рубероида, говорю: «И не стыдно вам? В один слой вместо положенных четырех! Это ж какая будет мука для новоселов! Ну где ж ваша совесть?!» А они, Лиль, уже внизу, под козырьком над подъездом, глядючи на мои заношенные сапоги: «Ну на кой тебе правда? Чего ты с нее имеешь? Кому она в этой Палате нужна позарез? Все умные, мозгой шевелят, друг дружке подножки не ставят, потому и при деньгах и при дачах. У тебя дача есть? Давай так: мы тебе такую дачку сгондобим, месяца не пройдет! Ты что, хуже их всех? Ну ты даешь! От бесплатной дачи отказывается! Ну, значит, тебя крутой кипяток за углом дожидается! Вкрутую сварят моментом!»

- И что же ты, Лилия Ивановна? Хоть теперь-то поняла, что каша заваривается нешуточная? Что пора, пора выхватывать сестру из этого кипящего котла?

- Ну как же, как же! Я ей кричала и в телефон и так: «Уходи, Инка, немедленно с этого поганого места! Вообще плюнь на свой диплом экономиста и иди хоть в библиотеку, отдохни среди книг! Где нет этих треклятых процентовок!»

- А она?

- Ни в какую: «Лиль! Ты что? Заодно с мерзавцами? Сдаться, значит? Но там-то, на крыше, победила все-таки я!»

Небо усмехнулось. И с этого момента оно расспрашивало меня с тем немного фальшивым, кротким заискиванием, с каким психиатры беседуют со вновь обретенным полоумным:

- Вы, Лилечка, до такой уж степени были ослеплены горбачевской «перестройкой»? И совсем-совсем не, так сказать, предугадывали, что шкурники с верхов кровно заинтересованы в развале страны? Заодно с мародерами – швондеровичами?

- Нет. Казалось, что против народа они все-таки бессильны. И что их, подлецов, не так уж много.

- Понимаю, понимаю... И потому, в азарте борьбы за справедливость для всех и самых, так сказать, «маленьких» людей-людишек вы в своем ослеплении не разглядели, что совсем уже поблизости маячит этот самый горький горшочек с пеплом? Верно? И не предприняли...

- Не совсем. Предприняла. Ничего Инке не сказала. Чтоб не остановила. Прямиком к партсекретарю Торгово-Промышленной палаты.

- О! С туза! И первое впечатление?

- Отменное. Встал из-за полированного стола, протянул руку, мягко, но энергично сжал мою. И попросил сесть. Крупный, плечистый мужик лет сорока пяти, ни сединки в черных кудреватых волосах. И сидит хорошо – без напряга в стане, чуток обмякши. Выбрит, как говорится, до мозоли на подбородке. Губы сочные, яркие. Еще что? Глаза карие, ясные и брови не из захудалых – густые, враскидку. И пахнет хорошо – одеколоном первой свежести.

- То есть нисколько не насторожился? Ни намека, так сказать, на самый крошечный испуг?

- В том-то все и дело! И чудо! Встретил меня прямо как родную и даже долгожданную! А слушал как! Словно и нет у него никаких других дел на сегодня как только дать мне полную волю. Само собой, я обнаглела и подробненько рассказала, как мою Инку травят в отделе капстроительства, как ее пробуют согнуть в дугу, чтоб она врала государству заодно с другими и влегкую подписывала фальшивые процентовки. И про то влепила, раз уж он такой благодарный, уникальный слушатель, как в этом самом отделе приживаются только услужливые во всех отношениях бабенки и какая тут заматерелая круговая порука с расчетом на собственную выгоду и никакого почтения в итоге к государственному интересу, хотя, казалось бы, идет перестройка, нас всех призывают к борьбе против показухи, воровства, демагогии и тэдэ и тэпэ.

- Ни разу не перебил? – спросило Небо кротким, почти умильным голосом все того же любознательного психиатра.