Газета "Своими Именами" №15 от 10.04.2012

- Ни разу. Но когда, наконец, смолкла, погладил обеими ладонями свой лакированный стол и посмотрел на меня с особой, улыбчивой симпатией. И я чуть не улыбнулась ему в ответ. После первой же его неспешной, баритонально рокочущей фразы:

- Лилия Ивановна, как хорошо, что вы ко мне пришли.

- Обрадовалась?

- Еще б! Но дальше-то, дальше совсем расчудесное! Я ждала ну хоть микроскопического удивления, хоть капелюшечного несогласия с моей уничижительной оценкой целого коллектива! Ну хоть какого-то проблеска обычного в такой ситуации раздражения, мол, давайте не будем чересчур обобщать, грязнить целый трудовой конгломерат. Ну и все такое прочее. А он, глядя на меня все так же чуток улыбчиво, без заминки отзывается: «Вы правы, абсолютно правы, увы, увы, народишко «химичит» и там, и тут, забота об общем деле подменяется корыстью, начальство зачастую только приветствует обман государства, а, стало быть, благоволит к тем, кто участвует в этом обмане. Что логично: от начальства ты в полной зависимости. Захочет – даст квартиру, не захочет – не даст. То же и с путевками и прочим. Торжествует, и давненько, и почти повсеместно, круговая порука вельмож и челяди. Мы катимся... Торжествует «самый страшный внутренний враг», цитирую Ленина, - бюрократия, ее шкурный интерес. Приписки, очковтирательство, орущие «группы скандирования» на съездах, болтовня с самых высоких трибун, раздражающая людей... Масса чиновных приспособленцев в креслах – это путь к катастрофе. Ну да что я вам говорю, вы не хуже моего знаете положение вещей. Между прочим, по образованию я тоже журналист».

- А дальше что? – не без ухмылочки интересуется Небо.

- Восторг! Моя душа поет! Такой честняга! Единоверец! Умиляет даже его привычка то раздвигать руки во всю длину столешницы, то прижимать ладошку к ладошке, словно бы лелея внутри что-то сокровенное. А как красиво рокочет его баритон! И дальше он обобщает: «Изо всего этого следует... Сестра ваша Инесса Ивановна – случайный человек в отделе капстроительства. Ее травят и будут травить. У них там классическое коррумпированное сообщество. Она же – человек прямодушный и честный. Она из тех, кто вознамерился переделать мир под себя. Но это еще никому не удавалось. Ей следует подать заявление и уйти. Иначе ее все равно «уйдут». Клан есть клан. Бессмысленность и даже смехотворность ее борьбы очевидны».

Он встал. Он сделал все, что мог. Он так считал. Но я-то не считала. И потому: «Но вы-то можете что-то предпринять! Вы же – партсекретарь!!!» «Я?! – поразился изо всей мочи. – Но при чем это? Я же, кажется, грамотно показал вам расклад сил! Вашей сестре там не работать! Она желает, чтоб в строительстве не было приписок, чтоб не растаскивали стройматериал. Но где вы видели, чтоб в строительстве не воровали? Где? Повторяюсь – пусть уходит, иначе ее все равно съедят».

- И далее? – Небо не спускало с меня насмешливого ока.

- Далее я пошла к двери. Кое-как передвигая ноги, как пережеванная и выплюнутая. Но вдруг развернулась на сто восемьдесят да как заору: «Встать! И марш-марш на передовую! В окопы! На защиту Отечества! Поднимай бойцов в атаку личным примером! И ни шагу назад! Фашисты прут по всему фронту!» Чепуха. Не заорала. Обалдела. И, механически простукивая каблуками мрачный коридорище Палаты, так же механически, попугаисто выкрикивала про себя: «Какой мерзавец! Какой подлец! Какая циничная мразь!»

Так для чего я таскалась к партсекретарю Торгово-Промышленной палаты и выслушивала его беззастенчивую трепотню? Вовсе зазря? А вот и нет! А чтоб я лишний раз восхитилась его умом и проницательностью! Мою Инку «съели», как он и предсказал. А еще точнее – убили. И совсем неподалеку от его кабинета, благоухающего свежайшим одеколоном, украшенного чистеньким, дежурным портретиком куражливого Михал Сергеича, еще вовсю выдававшего себя за надежу и опору Всенародной взыскующей Правды и Справедливости.

Инка моя, Инка... Ну да, я – отпетая дура-дурища... Верила, верила, верила, что ну не может такого быть! Чтоб палатные подлецы, угревшиеся под мышкой у Кремля, пойдут на убийство?!

Инка моя, Инка... Но и ты хороша... Ну почему, ну на кой черт тебе надо было выскакивать на трибуну уже даже после того, как я рассказала тебе о своем пустопорожнем походе к срамному партсекретарю?

«О каких тут достижениях может идти речь, если у нас на миллион приписок?!» - отмочила ты, горе мое луковое... опять поперек победного речитатива начальствующих.

Инка моя, Инка... А как я рассмеялась-то, когда ты сказала в телефонную трубку:

- Лиль! А я ведь воровка!

Ну прямо почти хохотала, приговаривая от полноты наслаждения дурацкой нелепостью твоего сообщения:

- И где ж и что ж ты своровала?

- Кольцо с бриллиантами, Лиль.

- Ну что ты, Ин, за чушь городишь? Какие бриллианты? Какое кольцо?