Луис Линг:“Я повторяю, что я враг существующего строя, и повторяю, что всеми силами, пока я дышу, я буду бороться против него. Я повторяю, честно и откровенно, что я за использование силы. Я сказал капитану Шааку (Полицейский следователь, в 1889 г. издавший опус “Анархия и анархисты”, а вскоре, вместе с несколькими другими высшими чинами чикагской полиции, уволенный из нее за взяточничество и покровительство ворам и сутенерам, словом, идеальный страж “свободы” и собственности): на ваши пушки мы ответим нашим динамитом. Вы смеетесь, наверное, вы думаете, “уж теперь-то ты не сможешь бросать бомбы”, но позвольте заверить, что я умру на виселице счастливым, так как знаю, что сотни и тысячи рабочих, к кому я обращаюсь, запомнят мои слова; и когда вы нас повесите, они, уж поверьте мне! – бросят бомбы. В этой надежде я говорю: я презираю вас. Я презираю ваш строй, ваши законы, вашу удерживаемую силой власть. Повесьте меня за это”.
7 подсудимых были приговорены к смертной казни, О. Небе к 15 годам тюремного заключения. Когда все попытки добиться пересмотра приговора кончились неудачей, Филден и Шваб подали прошение о помиловании. Смертную казнь им заменили пожизненным заключением. Через 6 лет, в 1893 г., новый губернатор штата Альтгельд пересмотрит дело, освободит троих оставшихся в живых и скажет во всеуслышание, что весь процесс был фальсификацией, судебным убийством.
Остальные осужденные отказались просить помилования, потребовав свободы или смерти. Им дали смерть.
Желая и в смерти своей остаться свободным от буржуазного государства, умереть так, как хочет он сам, а не так, как прикажет прокурор и исполнит палач, Луис Линг покончил с собой, взорвав зажатую в зубах сигару, начиненную динамитом, которую смог ему передать друг с воли. Было Лингу тогда всего 23 года.
В прощальном письме своим товарищам типографским рабочим, написанном за 3 дня до казни, Адольф Фишер сказал: “Благодаря великому и святому делу, за которое я умираю, мой путь на виселицу будет легок. Я уже вижу вдали на горизонте зарю лучшей жизни для человечества. День Братства Людей уже близок. В этой надежде и в надежде, что вы будете дружески помнить обо мне, я обнимаю вас всех как товарищей и друзей, жму ваши руки и говорю сердечное прощай. Остаюсь верный вам даже в могиле. Ваш Адольф Фишер”.
Уже с петлей на шее он воскликнет: “Это самый счастливый миг в моей жизни! Да здравствует анархия!”.
Было ему всего 29 лет, оставались любимые жена и дети, и не было в нем, крепком и сильном, как скала, ни малейшей христианской жажды мученичества, но так сумел отождествить он всего себя с самым великим и святым в истории делом освобождения рабочего класса, что не осталось в нем ни капли страха за все то, за что цепляются мещанские душонки, что и смерть свою он рассматривал всего лишь как призыв к пробуждению рабочего класса, и пошел на виселицу таким же уверенным шагом, каким шел набирать листовку или выступать на митинге. Пришедшим к нему прощаться плачущим друзьям он сказал, чтобы они не плакали и не скорбели, а продолжили великое дело и довели его до победы и в случае нужды были готовы умереть за это дело так же бесстрашно. А его, Фишера, оплакивать не стоит, так как он не поменялся бы своим местом даже с самым богатым человеком в Америке.Если бы не появлялись на Земле иногда такие люди, человечество, наверное, давно перестало бы жить.