Газета "Своими Именами" №20 от 15.05.2012

Надо сказать, что Пашка (тогда именно так!) являлся физически крепким, кряжистым еврейским хлопцем («евреец» - как он о себе шутливо говорил), который прочно, основательно располагался на ногах, но был способен, при случае, и быстро сбегать, и шустро сплавать. При этом он в общении зачастую фигурировал не как Пашка, а как «Вася»: таких друзей-приятелей, называвших друг друга «Васями», в классе было трое. Еще он, на нашей памяти, старался в обычных разговорах говорить сугубо по делу, избегать пустого словоблудия и т.п.; при этом - что отличало его от всех нас и было предметом тайной зависти многих – он в совершенстве владел французским (результат, надо полагать, маминого воздействия). Он и одного из нас (Е.Р.) целый год «мониторил» в этом вопросе, дав напрокат продвинутый самоучитель, ставя при случае произношение и прочее. Просторный дом их, где мы (хлопцы «не-еврейцы») в меру оттягивались и балбесничали, являлся по сути умеренно-оппозиционным салоном, где на видном месте располагалось фото известного писателя-диссидента Виктора Некрасова и куда охотно захаживал (на предмет «потоптаться» на Советской власти) тогдашний диссидентствующий бомонд. Лилиана Зиновьевна (мама «еврейца») – подтянутая, порывистая в движениях, конкретно обаятельная дама – отличалась тем, что еще более Паши говорила без словоблудия и по делу, при этом опять же конкретно во всё вникала – как итог всё в семье, похоже, держала под своим «подтянуто-порывистым» контролем. Сами мы, в частности, обязаны ей тем, что она (светлая память!) настоятельно рекомендовала нам, тогда еще 21-летним недообразованцам, прочитать «Бесы» Достоевского и «вообще, побольше читать Гоголя».

Внимательно прочитав в МК интервью, мы прежде всего убедились в том, что усвоенный с младых ногтей вербальный стиль Павла (стараться говорить по делу и т.д.) особо никуда не делся. Заметным, однако же, стало и то, что обретенный им со временем профессионализм оказался способен придать наличной риторике некий второй план – благодаря присутствию, скажем так, фигур речи (мифологемы, приукрашивания, необязательные с виду отвлечения и т.п.) и одновременно фигур умолчания (в контексте обсуждаемого диалога – уходы от прямых ответов и недосказы).

И второй аспект, опять же существенный для понимания нюансов. Предваряя диалог, А. Мельман охарактеризовал Лунгина «еще и мудрецом». Видимо, Павел в свое время давал соответствующие поводы, но мы, к примеру, ничего такого в тексте не отметили (хотя сам по себе вкус Лунгина к «размышлизму» – конечно). Что, однако, действительно привлекло внимание в случае экскурсов личностного и философского плана, так это мрачный психологический фон - симптом, несколько неожиданный для внешне успешного, обласканного сюзеренами и поощряемого всемудрой Совой киношного мэтра. Не то чтобы надрыв, но определенно тоска, усталость и апатия проступают в следующем, например, откровении: «Вообще жизнь – тяжелое испытание. Даже те, кто говорит, что прожили счастливую, благополучную жизнь, на самом деле… врут себе, другим. В каждом из нас есть или обиженный сын, или жестокий отец. В нас сидит тот, кого предавали, кто сам предавал».

Стоит добавить, что мрачные эти сентенции, на грани покаяния, де-факто оказались в поле зрения не сами по себе, а в контексте обсуждения «Дирижера». Думается, данное обстоятельство своего рода знак того, что новый фильм, при всей его внешне отстраненной атрибутике (Палестина, дирижерство и т.д.) для самого Павла, напротив, глубоко внутренняя позиция - как боль или крик. Подозреваю, что «Дирижер» при этом сделан и как своего рода реквием по ушедшим в иной мир матери и отцу - Семену Львовичу. С учетом этих деликатных моментов мы предпочли бы не поднимать здесь тему данного фильма. Что же касается упомянутого в интервью сериала «Подстрочник» (автор О. Дорман) с моноучастием в нем Лилианы Зиновьевны, можем лишь сожалеть, что картина получилась не в меру затянутой, а саму мать Павла неоправданно представила в мировоззренчески смещенном, этно-элитарном (скажем так) ракурсе.

* * *

Не в пример личностной тематике разговор о социально-политических приоритетах реализовался в более «форумной» манере – с озвучиванием неоднозначных точек зрения и оценок; соответственно, для потенциального оппонента эта ситуация вправе смотреться как приглашение к дискуссии. Но прежде хотелось бы предложить читателю текстовую основу от Мельмана и Лунгина как таковую, при том что плавное течение диалога в ряде мест мы сопроводили необременительным (надеемся) курсивом - для поддержания, скажем так, дискуссионного тонуса.