Вот, собственно, такова исходная диспозиция; или, как у Максима Шевченко, – «судите сами». Что же на наше суждение, то сказанное - даже при известной аморфности, размытости формулировок - смотрится как вполне цельная, концептуальная установка на решение наболевших проблем страны. Если угодно – как идиологема. Что в этом сказанном, однако, прежде всего бросается в глаза, так это отстраненность де-факто Павла Семеновича от всего того, что реально в стране кричит и корчится. Несмотря на обещанный (в преамбуле интервью) разговор «о сегодняшнем дне, о том, что до сих пор болит и будоражит», на поверку что-либо реально терзающее, реально ноющее если и присутствует, то сугубо в личностном контексте при том, что …наглое попрание законов в стране …разгул вседозволенности, аморальности и безнравственности… третьесортные американские фильмы, запредельная гнусь и мерзость на экране и в блогосфере… подростковая агрессивность, беспризорщина и преступность… циничное загаживание природы… убийства наших ученых «непонятно чьими» спецслужбами... запустение земли и безмолвное вымирание деревень… (и т.д. и т.п. – на полстраницы) – ну не будоражит!
Другое дело – сакральная (для истинного «шамана») задача слияния креативной части общества с большей по численности некреативной посредством окультуривания последней в духе первой с последующим наделением некогда некреативной части выбором, скоростью и свободой. Правда, не все здесь так уж гладко и однозначно – в том числе и с формулировками типа «креативное общество». Поди разберись, к примеру, кто на деле креативней – маститый театральный режиссер или простой водитель трамвая – это ведь на чей вкус. Опять же, вожделенная культура креативного меньшинства – тоже вещь в себе: если при обретенном пиджн-инглише останешься без родного русского (а заодно и без любимца американских бензозаправщиков Спинозы) - так оно, может, и не надо.
Ну а уж свобода (она же, кстати, возможность выбора) - и вовсе скользкая, своенравная штука, особенно ежели даруемая одними другим. Достаточно в этой связи вспомнить Меморандум 17 от Аллена Даллеса… Или как пресловутый Адольф надиктовал в 1942 году насчет того, что в пределах восточной зоны оккупации (то есть здесь, у нас) внутренней свободы должно быть больше, чем в фатерланде. Ну чем не нынешние хьюмэн райтс (по определению Людмилы Алексеевой - права человека)?
При всей степенности суждений Павла Семеновича как-то оказалось не поднято напрямую: а что, собственно, являет собой этот малый (пардон! - чуть не выскочило «народ») …этот малый, но креативный сгусток российского общества? Ну кроме того, разве, что численность его - если изловчиться на арифмометре - порядка 25-30 млн. человек? Вообще, что за люди? – как откликнулся бы публичный «эсер» Алексей Митрофанов. То, что сам Павел Лунгин числит себя в рядах «креативного общества» и помаленьку там «шаманит» (на пару с Мельманом - «выводя людей из беды»), это ясно. Есть, опять же, - что касается митрофановских «людей» - и прямая ссылка на «порядочного, хорошего и позитивного» Михаила Прохорова. Здесь же, в пределах локтевой связи угадывается присутствие той же Примадонны, того же Ярмольника… В общем, как говорится, смеркалось. Народ безмолвствует. Как Никита Михалков в монологах Ирины Прохоровой.
Однако помимо конкретных персоналий имеются и еще вопросы – так сказать, по структуре. Ну например: насколько все 25-30 млн. сосуществуют в единой социально-экономической «страте», никто ли не «высовывается»? Или наоборот: предусмотрены ли, скажем, какие ни на есть ступени посвящения - ежели захочется поближе к «свободе, равенству и братству»? И при этом – сложилось ли некое подобие элитарного ядра, мозгового центра, магистрата? И вообще, в этой же связи – озвучивает ли Павел Лунгин свои идиологемы (де-факто) от себя лично – как свободный художник – или, что называется, от «группы товарищей» (как говаривали в старину – пойдя «в народ»)… И что в ответ? Увы, как у Биттлз, – no reply (в общем, тишина). Ясно только, что образец для подражания – благословенная, просвещенная Европа. Европа - потому как та самая, к которой Прохоров, согласно Лунгину, «искренне хочет приблизить Россию». Та самая, которая в отличие от дремучей России живет «не по понятиям, а по закону». Причем живет с особо продвинутой свободой слова – с той, кстати, самой, что в силу «особо продвинутых» законов гарантируется вполне конкретной посадкой за публичное отрицание Холокоста.
И все же, строго говоря, речь шла до сих пор именно о персональном мировоззрении, именно о личном восприятии действительности художником – умозрительные образы, ощущения, полутона, схоластика творческого индивида… Однако параллельно и независимо имеют место реалии нынешней России, где полутона если и присутствуют, то выглядят иначе, где образы скорее конкретны, чем умозрительны, а характеристика ключевого противостояния не обходится без термина «компрадорский капитал».