Газета "Своими Именами" №22 от 28.05.2013

Работая в МИДе, Вышинский не порывал связей с юриспруденцией. В 1939 году он возглавил Институт права Академии наук и редакцию журнала “Советское государство и право”. В 1947 году за труд “Теория судебных доказательств” ему была присуждена Сталинская премия.

В отличие от В. Молотова, с конца 1940-х гг. утратившего доверие Сталина (что выразилось, в частности, в снятии его с поста министра иностранных дел), А.Я. Вышинский до конца пользовался расположением вождя. 5-6 марта 1953 года, сразу после смерти Сталина, новое руководство вывело Вышинского из кандидатов в члены президиума ЦК и понизило в должности до первого заместителя министра иностранных дел.

В дальнейшем А.Я. Вышинский выполнял обязанности постоянного представителя СССР при ООН и, несмотря на вызовы, в Москву не приезжал. 22 ноября 1954 г. он скоропостижно скончался от сердечного приступа во время завтрака в советском представительстве в Нью-Йорке.

С началом кампании Хрущёва против сталинизма деятельность Вышинского стала подвергаться публичному осуждению как в официальной прессе, так и в либерально-космополитической публицистике. Историческая истина в этой пропаганде троцкистами нередко полностью извращалась. Одним из наиболее ярких примеров такого рода являлось приписывание Вышинскому утверждения, что “признание обвиняемого является царицей доказательств” в судебном процессе. В действительности Прокурор Союза говорил прямо противоположное:

“…было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого… В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьезным доказательством, “царицей доказательств” (regina probationum)…

…если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом…

Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и – ещё хуже – единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них”⁵.

Сходным образом высказывался А.Я. Вышинский и на трибуне ООН, Так, отвечая английскому генеральному прокурору Шоукроссу на его замечания, касавшиеся юридической стороны московских процессов, он сказал:

“В советском праве сознание обвиняемого имеет такое же значение, как и всякое другое доказательство, так как советский закон, советское право требует, чтобы суд  выносил приговор не на основании признания обвиняемым своей вины, а по всей совокупности доказательств по данному делу”⁶.