Нельзя обойти вниманием и Шиханы (Саратовская область), где на военно-химическом полигоне в 1992-1994 годах тайно уничтожались химические боеприпасы [1]. Результаты таковы. В июле-августе 1993 года заболеваемость верхних дыхательных путей у детей выросла по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года в 2 раза, причем число осложненных форм выросло в 4 раза. У детей в 5 раз выросло число болезней почек, в 3 раза - сахарный диабет, в 3 раза - астматический бронхит и бронхиальная астма, в 2 раза - детский церебральный паралич.
Обращаясь к прошлому, присмотримся к тому, как бесконтрольные выбросы производств химоружия первого и второго поколений в течение десятилетий сказывались на здоровье детей.
Долговременное влияние производств иприта и люизита очень рельефно проступает из заключения о детской заболеваемости в Чапаевске, которое констатировало появление в клинической практике специального “чапаевского синдрома”. Это заключение подготовила Б.И. Богачкова, и оно является результатом тщательного эколого-медицинского мониторинга детей Чапаевска. Для сравнения был избран город Октябрьск той же области. Научно корректный мониторинг выявил принципиальные различия: патологические беременности в Чапаевске в 2-3 раза выше, чем в Октябрьске, риск выкидышей в Чапаевске в 2-10 раз выше, чем в Октябрьске, количество гексозов, нефропатий, токсикозов второй половины беременности в Чапаевске выше в 1,3-1,9 раз, патология в родах наблюдалась в 1,3-2,6 раз чаще у рожениц Чапаевска, хроническая сопутствующая патология у женщин Чапаевска встречалась в 3 раза чаще, чем в Октябрьске. В целом молодые женщины Чапаевска, болея в несколько раз чаще, имели почти в 3 раза больше патологических беременностей и родов и меньше здоровых детей [7]. Вот это и есть “чапаевский синдром”.
Обращение к заболеваемости в Новочебоксарске приводит к столь же печальным результатам. Анализ заболеваемости детей работников “Химпрома”, относящийся к 1980-1990 годам, выявил тенденцию к большей частоте по сравнению с контрольной группой подозрительных на иммунодефицитное состояние (75%) среди детей 3-х лет, родители которых работали в цехах №№ 83 (производство смертельного V-газа), 73 (производство полицейского газа CS) и 71 (производство полупродукта для V-газа). У детей 7 лет в 100% случаев выявлены иммунодефицитные состояния, если родители работали на производстве химоружия [1].
А теперь учтем явление “жёлтых детей”, известное для Новочебоксарска и Чапаевска, Салавата и Редкино. Наиболее вероятная причина - хемотоксикоз. Учтем высокую младенческую смертность у жителей Ангарска и Зимы. Учтем врожденные пороки развития у детей Дзержинска (28-30% при средней по России цифре 12-14%) и Кирово-Чепецка. Учтем высокую смертность детей до 1 года в Новомосковске, умерших от врожденных уродств. Учтем генетический груз, накопленный в популяции Стерлитамака. Я привел примеры из жизни городов “спецхимии”, чтобы высветить “химическое отравление” именно органической химией. Между тем сложившаяся традиция известна - говорить об отравлении биосферы главным образом токсичными металлами и нефтепродуктами. Вот так у общества крадется его будущее.
Если называть вещи своими именами, то нельзя не признать, что промышленность, “размещающая” химические отходы в биосфере (воздухе, воде, почве и, естественно, в биологических тканях), поставила над нею масштабный опыт. Опыт многолетний и безнаказанный. В него включены десятки миллионов людей и немалая часть территории России. Всё это делается при откровенно соглашательском отношении санитарно-эпидемиологической и природоохранной служб. Строго говоря, это и есть государственный химический терроризм.
При оценке мощности и возможных последствий “химического нападения”, которое осуществляет браконьерствующая цивилизация на здоровье человека и природы, обычно не учитывают несколько моментов.
Госплана у нас давно вроде бы нет, однако широкие слои экологов, а с их подачи и начальники различных рангов по-прежнему оперируют только тоннами химических выбросов. Казалось бы важность учета двух показателей - кроющей способности (массы) и токсичности выбросов очевидна, тем не менее на практике этого нет. Я не хочу сказать, что никто не понимает сути подмены - дефицита в словосочетаниях типа “опасные (токсичные, ядовитые) выбросы” нет. Однако, когда дело доходит до количественных оценок, все возвращается к госплановскому “валу”. Такова наша государственная политика в экологии. Но ведь с таким подходом можно лишь порассуждать на тему, какую площадь накроют тысячи тонн разлитой нефти под Усинском или металлургические выбросы в Череповце. Если же химические выбросы нормировать с учетом токсичности, то может оказаться, например, что тонны выбросов ТЭЦ сравнятся по токсичности и воздействию на биосферу с незамечаемыми и неизмеряемыми граммами токсикантов химической промышленности, например, диоксинов.