Газета "Своими Именами" №29 от 16.07.2013

По выздоровлении я посещал Воронова на его даче по Можайскому шоссе.

Встречаясь с Вороновым, я ему, как другу, высказывал свои обиды и недовольство якобы несправедливым отношением ко мне правительства, в силу чего мне не дают свободно хозяйничать в институте Склифосовского. Я далее утверждал, что учёных в Советском Союзе зажимают, что в стране отсутствуют политические свободы, и высказывал некоторые другие клеветнические измышления о положении в СССР.

Воронов относился сочувственно к моим враждебным высказываниям, но до поры до времени своими политическими убеждениями со мной не делился.

Откровенная беседа у меня с Вороновым состоялась в конце 1942 года на его даче.

Вопрос: В чём она заключалась?

Ответ: За давностью времени я затрудняюсь воспроизвести дословно весь мой разговор с Вороновым в 1942 году, но смысл его, как я хорошо помню, сводился к следующему.

При встрече с Вороновым я, как обычно, начал с высказывания обид на своё якобы незавидное положение как ученого и несправедливое отношение ко мне правительства, после чего стал ругать существующие в стране порядки.

Воронов на этот раз не только согласился со мной, но и выразил своё отношение к политическому положению в стране.

Воронов заявил, что военные недовольны политической обстановкой в стране и, пользуясь тем, что во время войны они обрели определённую силу, имеют намерение оказать давление с целью изменения существующих порядков.

– Сейчас, когда идёт война, этим заниматься не время, – продолжал Воронов, – но вот закончится война, и дела пойдут по-иному.

В заключение разговора Воронов заявил: «Подождите. С окончанием войны наши люди войдут в правительство и изменят политический курс в стране».

В дальнейшем я пытался уточнить, о чём ведёт речь Воронов, но ничего нового добиться от него так и не удалось.

Вместе с тем должен заявить, что я не помню, произнёс ли Воронов в этот раз фразу, которую привела в своих показаниях на очной ставке Водовозова, о том, чтобы у каждого был свой дом, свой стол и своя кружка. Судя, однако, по тому, что на свежую память я передал эти слова Воронова Водовозовой, очевидно, он так и говорил. Это на него похоже и в его стиле.

Вопрос: Кто ещё присутствовал при разговоре с Вороновым?

Ответ: Мы были наедине.

Вопрос: Твёрдо ли вы помните, что всё изложенное выше заявил Воронов? Не оговариваете ли вы его?

Ответ: Воронов − мой друг, и поэтому тем более мне нет никакого смысла его оговаривать. Я показал о Воронове правду.

Вопрос: У вас были ещё аналогичные разговоры с Вороновым?

Ответ: Нет, не было.

Вопрос: А это правда?

Ответ: Абсолютная правда. Сказанное Вороновым отвечало моим сокровенным желаниям, чтобы политический курс в стране был изменён, и я поэтому искал случая продолжить наш разговор, но Воронов стал меня избегать с явным намерением уклониться от ответа на волновавшие меня вопросы.

Хотя Воронов по роду своей болезни настоятельно нуждался в моей медицинской консультации, он заметно уклонялся от личных встреч со мной. Оба мы страстные охотники и любили раньше вдвоём посудачить об охоте, о том о сём, но с момента нашего разговора Воронов, очевидно испугавшись и пожалев об откровенности со мной, под благовидными предлогами начал отлынивать даже от совместных поездок на охоту, как я ни набивался ему в компанию. Он, очевидно, хотел, чтобы наш разговор был навсегда забыт мною.

Вопрос: Состоя на протяжении ряда лет на службе у англичан, вы их проинформировали о ставших вам известными преступных намерениях некоторых военных?

Ответ: С Чолертоном и Керра я был откровенен и допускаю, что передал им о своей беседе с Вороновым как представляющей значительный интерес.

Кроме того, об этом могла поставить в известность англичан и Наталья Водовозова, сожительствовавшая и связанная с Чолертоном много лет. Водовозову я полностью посвятил в содержание своего разговора с Вороновым.

Вопрос: Как видно из всего хода следствия по вашему делу, вы ни на минуту не прекращаете попыток умолчать о совершённых вами преступлениях и скрыть ваши вражеские связи, особенно среди военных. Учтите, однако, что вы будете допрашиваться, пока не выдадите все без остатка ваши преступные связи и замыслы.

Записано с моих слов верно и мною прочитано.

С. ЮДИН

ДОПРОСИЛИ:

Зам. начальника следчасти

по особо важным делам

МГБ СССР полковник КОМАРОВ

Ст. следователь следчасти

по особо важным делам

МГБ СССР подполковник ГАЛКИН

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 316. Л. 42—70. Подлинник. Машинопись.

К НЕНАШИМ

О вы, которые хотите

Преобразить, испортить нас

И онемечить Русь,

Внемлите

Простосердечный мой возглас!

Кто б ни был ты, одноплеменник

И брат мой: жалкий ли старик,

Её торжественный изменник,

Её надменный клеветник;

Иль ты, сладкоречивый книжник,

Оракул юношей-невежд,

Ты, легкомысленный сподвижник

Беспутных мыслей и надежд;

И ты,

Невинный и любезный,

Поклонник тёмных книг и слов,

Восприниматель достослёзный

Чужих суждений и грехов;

Вы, люд заносчивый и дерзкой,

Вы, опрометчивый оплот

Ученья школы богомерзкой,

Вы все – не русский вы народ!

Не любо вам святое дело

И слава нашей старины;

В вас не живёт, в вас помертвело