И все же после появления проекта нового договора в печати у руководителей в основном исполнительной ветви власти возникла пусть и небольшая, но все-таки надежда, что Горбачев наконец-то обратит внимание на реальное положение дел в стране. С предложениями принятия неотложных мер 18 августа в Форос прибыла делегация высокопоставленных сотрудников государственного аппарата. Они говорили о том, что страна находится на краю бездны, что промедление смерти подобно, что отделываться успокоительным словоблудием больше нельзя. Они не требовали чего-то того, что выходит за рамки закона. Они требовали от гаранта Конституции СССР исполнения его служебных обязанностей. Но рожденный ползать летать не может. Форосский уж, даже вознесённый судьбой высоко в горы, на вершины власти, и там искал щель, куда бы спрятаться. Нашёл, заполз, забился в щель, пожелав отъезжавшим: «Черт с вами, делайте, что хотите, но моё мнение доложите»
(Н. Гарифуллина. Тот, кто не предал. О. Шенин «Страницы жизни и борьбы». М., 1995, с.110). И мнение Горбачева было так же уклончиво-отсылочным: быстрее провести сессию Верховного Совета СССР (там же). Кто бы возражал! И сессия Верховного Совета СССР была созвана 26 августа, поскольку раньше в силу процессуальных норм она начаться не могла. Первое же заседание Президиума Верховного Совета состоялось уже 21 августа (см. А.И. Лукьянов. Указ. соч., с.24-26). А вот состоялась бы сессия высшего органа власти СССР, если бы договор о разрушении государства был подписан 20 августа, ещё большой вопрос. И если бы состоялась, то походила бы на похоронный процесс, что мы и увидели в конце 91 года.Последние надежды остановить сползание в бездну рухнули. Делегация возвращалась из Фороса озабоченной. Водитель машины, доставлявший делегацию из аэропорта в Форос и обратно, позднее на допросе отметил, что настроение пассажиров резко изменилось: «К Горбачеву ехали, о погоде рассуждали, обратно едут злые, раздражённые, перебрасываются короткими фразами»
(В. Степанков, Е. Лисов «Кремлёвский заговор. Версия следствия». М., 1992, с.18). Слабый признак надежды остановить крушение страны исчез. Перед руководителями страны во весь рост поднялась проблема: либо брать всю полноту ответственности на себя, как это им диктовал их служебный долг, и если не предотвратить крах державы, то хотя бы приостановить сползание к нему, либо отсидеться по своим щелям, как это сделал М.С. Горбачев. В отличие от «лидера» государства, они выбрали первый путь. По свидетельству В.С. Павлова, само название «ГКЧП» было привезено из Фороса (Указ. соч., с.119).После возвращения делегации в Москву вечером того же дня был образован Государственный комитет чрезвычайного положения в СССР. Беря полноту власти, а значит, и взваливая на себя ответственность, члены вновь образованного Комитета понимали, что, применяя чрезвычайные меры, они не могут допустить пролития крови. «Мы были готовы отдать свои жизни,
– писал В.С. Павлов, - но не имели никакого права распоряжаться жизнями других» (Указ. соч., с.70). И они четко определили рамки своего выступления. С одной стороны, нужно было предотвратить подписание 20 августа договора, подготовленного втайне новоогаревской братией, чтобы в дальнейшем обсудить его и с учетом общественного мнения доработать и принять в соответствии со всеми законодательно установленными процедурами. С другой же стороны, применяя жесткие, порой суровые меры, нельзя было допустить никакого кровопролития. Пульсирующая кровь жизнетворна, пролитая кровь смертоносна.