Однако несмотря на символистскую сложность, весь фильм укладывается в довольно тупую схему “Зло” и “жертвы”, война и семейка обывателей. Режиссёр сначала показал сцену счастливого купания матерью своих детей, но потом мимо проезжает пушка, и голые дети выстраиваются с мрачными лицами только для того, чтобы проводить эту пушку взглядом. При этом режиссёр зачем-то сделал так, чтобы через пушку были видны именно интимные органы детей. Зачем? Чтобы никто не сомневался, что мальчики обрезаны? Да и вообще, как дети с мамой по одному стуку определили, что едет пушка, на которую надо срочно посмотреть? Откуда у маленьких детей (сами они при этом с радостью играют в войну) такое мрачное отношение к пушке, о назначении которой им скорее всего даже неизвестно? По всей видимости, режиссёр таким топорным методом пытается показать, что, с одной стороны, есть миленькие и хорошенькие детки, идиллия семейной жизни, а с другой — война, которая может разрезать жизнь этих детей на части. Причём в фильме намеренно смешаны Гражданская и Вторая мировая. Зачем? Чтобы показать, что евреи такие бедные жертвы, которых никто не любит и не жалеет и потому все готовы убить? Именно об этом говорит Ефим Магазанник. В “неполживых и рукопожатных” кругах в такую ненависть всего мира к бедным евреям принято верить так же, как в бредни Солженицына. Там Советскую власть принято изображать столь же людоедской в отношении евреев, как и Гитлера, а противодействие политике Израиля, направленной на геноцид палестинцев, приравнивать чуть ли не к Освенциму. Но когда установку “евреи самый несчастный на свете народ, а вы — последние сволочи, если с этим не согласны” преподносят широкой публике, то это встречает понимание у немцев и части других европейцев, которые чувствуют себя немного виноватыми за преступления нацизма (кстати, поэтому у фильма столько премий в ГДР и ФРГ). Но вот у русских, что в советское время, что сейчас, такой подход может вызвать только раздражение. И дело не в том, что русским свойственен какой-то исконно присущий антисемитизм, а в том, что русские во времена Великой Отечественной войны тоже очень сильно пострадали от нацизма, война прошла через каждую семью, кроме того, в советской культуре было как-то не принято подчёркивать горе при помощи истерики, наоборот, считалось, что истинное горе безмолвно. На фоне этого истерики, претендующие на некоторую исключительную несчастность, могли вызывать лишь жалостливое презрение. В таком контексте неудивительно, что некоторые деятели кино даже увидели в фильме провокацию, направленную против евреев. Хотя, конечно, режиссёр никакой провокации сознательно не готовил, просто мыслил логикой “рукопожатных” кругов. А если режиссёр мыслит такой логикой — то кто он есть, как не антисоветчик? Причём даже не “честный”, то есть прямо и откровенно противопоставляющий себя Советской власти, как некоторые диссиденты, а такой, который взял у этой самой власти денег, состряпал антисоветское по сути кино с апологетикой испуганного социальными катаклизмами мелкого буржуа (ведь Ефим Магазанник во всех смыслах именно такой типаж) и после этого стал строить из себя невинную жертву, хотя ему всего-то запретили заниматься такой идеологически ненейтральной отраслью как кино, а не сослали на Колыму за растрату средств в особо крупных размерах.
Мы не будем подробно останавливаться на вопросах: почему религия не совместима с коммунистическим мировозрением; почему полный пацифизм, граничащий с пофигизмом, представленный в фильме, — плохо; почему приравнивание Советской власти к фашистам — недопустимо. Всё это вопросы, которые достойны отдельных статей. Но вывод напрашивается вполне однозначный.
Симпатии части левой аудитории к такому кино могут быть объяснены или его полным непониманием (которое вполне может быть, особенно у тех, кто не знаком с культурным кодом “рукопожатной” тусовки), или плохо скрываемым под евролевизной антисоветизмом, который под видом критичности к советскому опыту на самом деле отрицает сколько-нибудь реализуемый социализм как таковой.
Александр НАТИН, Леа РУЖ
«МЕЛОЧИ» КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
В целях «повышения эффективности государственной охраны, сохранения, использования и популяризации объектов культурного наследия в городе Москве» городское Правительство учредило Департамент культурного наследия города Москвы. Согласно пункту 16-му Положения о Департаменте, ему поручено «осуществлять издательскую деятельность в установленной сфере деятельности», сотрудничать с различными организациями и выполнять много-много других полезных функций.
Откуда же тогда в московских изданиях появляются не соответствующие истории сведения о Москве, её градостроении, перемежающиеся с вымыслом и зубоскальством? Или это тоже теперь является частью «культурного наследия»?!