По большому счёту тем самым снимаются все принципиальные противоречия и открывается возможность диалога, причём вполне понятно, что такое смягчение позиции санкционировано духовенством Ирана и лично рахбаром Хаменеи. Говорить подобное от себя лично президент (в иранских раскладах фигура подчинённая) не посмел бы. А дополнительно одобрение свыше подтверждено фактом недавнего выступления г-на Роухани на встрече с командованием Корпуса стражей исламской революции, которых он предостерёг от вмешательства в политику. Учитывая, что фактически главой КСИР является аятолла Хаменеи, совершенно ясно, что это заявление — прозрачный намёк на неуместность радикализма — прозвучало с подачи рахбара.
Что же, в самом-то деле, происходит? А происходит вот что.
Иран в принципе на подъёме. Эпоха революционного порыва давно прошла, страна вполне динамично развивается, возник и оброс жирком городской класс профессионалов, установился социальный консенсус — и его гарантом выступают кумские дедушки, которым только и по силам обеспечивать определённые социальные гарантии, сдерживая предельно взрывоопасный потенциал перенаселённых деревень и предместий. Аятоллы — назовём их идеологами — держат страну в жёсткой узде, жестоко выжигают преступность, но не мешают тому самому городскому классу расти и процветать, и городской класс это ценит.
При этом аятоллы, люди старые и мудрые, вовсе не хотят «экспортировать революцию»; им вполне хватает Ирана, они сознают, чем может кончиться прямая стычка с Западом, и дорожат стабильностью. В отличие от бывшего президента. Тот, человек предельно богобоязненный, в политике был не прагматиком, но чистым романтиком. Он выражал интересы той самой деревни и тех самых предместий и потому стремился к «перманентной революции», при которой политику определял бы он, а духовенство бы только молилось и следило за благопристойностью, и готов был идти на максимальное обострение внешней политики.
Нет никакого секрета в том, что эти острые, хотя внешних приличий не нарушающие противоречия между Кумом и Тегераном в последние два года были контрапунктом иранской политики. Г-н Ахмадинежад стремился расширить зону влияния, а духовенство всячески его одёргивало, не позволяя пускаться в авантюры, которые, укрепляя позиции президента, в то же время могли бы поставить под раздачу Исламскую Республику.
В итоге, как известно, г-н Ахмадинежад проиграл: его попытка организовать «бахрейнскую весну» была купирована, а затем на его политической стратегии и вовсе поставили полумесяц, просто-напросто не допустив к выборам его ближайшего друга и единомышленника, при котором экс-президент рассчитывал реально управлять страной. А теперь, когда «линия Ахмадинежада» оборвана, и оборвана демонстративно, возникли условия для диалога с США.
Ведь, если подумать, что нужно аятоллам? Чем они не могут поступиться?
Поступиться они не могут своей властью (то есть, принципом теократии), «особыми связями» с шиитами Ирака и Ливана и предельно важным идеологически принципом «борьбы за права мусульман Палестины». Вопрос о ядерном оружии принципиальным не является — при условии, что Штаты дадут гарантии (но серьёзные гарантии) ненападения. Взамен они хотят снятия санкций и права управлять Ираном так, как считают правильным.
А что нужно США?
Спокойствие за свою зону интересов (в первую очередь, монархии Залива и Израиль), «корректное» решение сирийского вопроса (то есть свёртывания иранской ядерной программы) и возможность (при необходимости, которой сейчас нет, но может появиться) контролировать поставки иранской нефти Китаю.
В такой ситуации казавшийся недавно полной фантастикой консенсус для обеих сторон желателен и возможен. Благо самые сложные вопросы, если вдуматься, уже не так сложны. В случае потепления, а то и примирения Тегеран, конечно, не прекратит проклинать Израиль, но брань на вороте не виснет, а если вопрос удастся перевести в режим «беспристрастной дискуссии», так и тем паче. Что же касается гарантий после отказа от ядерного проекта, то тут есть интересный нюанс.
Многие эксперты полагают, что аятолл должен насторожить пример Каддафи, пытавшегося поладить с Западом и за это пострадавшего. Однако в данном случае расклады совсем иные. «Приручённый» шиитский Иран, контролирующий шиитские районы Ирака и шиитов-хазарейцев в Афганистане, по прогнозам американских аналитиков, может быть идеальным «жандармом региона».
То есть противовесом суннитским соседям — и монархиям Залива, и Пакистану, если там дорвутся до руля исламские радикалы (что, к сожалению, более чем вероятно). И афганским талибам, которые (в этом сомнений нет) скоро вернутся в Кабул. Однако всем понятно, что такие функции Иран может исполнять только при условии сохранения там жёсткого идеологического режима, а при любой демократии Иран поползёт по швам, открывая дорогу халифатчикам. Следовательно, теократия аятолл на обозримый период будущего Белый дом вполне устраивает.