Газета "Своими Именами" №9 от 26.02.2013

Мы живём в ситуации развёртывающегося глобального кризиса, в том числе кризиса социального. И вступаем в век великой глобальной смуты, смуты в первую очередь в умах. О том, что опробовавшие и не оправдавшие себя формы государственного правления (автократия, олигократия, демократия) циклически сменяют друг друга, известно ещё со времён платоновской критики институтов государства. Теперь это обстоятельство совсем не успокаивает, а вызывает ещё большую тревогу за будущее современной цивилизации. Неверие ни в партии, ни в правительства дополняется у народа неверием в самого себя. Конечно, есть ещё иллюзия у части населения в отношении идеи народовластия (демократии), но уж больно шаткая. И скорее отчаяние, чем уверенность, толкает их теперь под красные или чёрные знамёна. Большая сумятица в головах заставляет ориентироваться на лозунги и обещания партийных программ. Увы, обещания народовластия и свободы невыполнимы и не только из-за абстрактности этих идей, но и из-за плачевных результатов их конкретных воплощений. В реальности свобода существует как свобода кого-то (или чего-то) от кого-то (или чего-то), а свободы для всех не бывает.

Абсолютное народовластие, или прямая демократия – это форма правления, при которой в идеале политические решения принимают непосредственно все без исключения граждане. Однако такой идеал даже для Древних Афин никогда не был реализован полностью. Формально власть в Афинах осуществлялась «по решению буле и народа», но уже с первых попыток реализации прямой демократии власть и правление не очень-то совпадали и непрямая демократия появлялась, как необходимое звено реализации власти. И на каждом этапе у исполнительной власти возможности влиять на мнение и решение народа или по-своему интерпретировать их всегда были. Платон в диалоге «Государство» указывал на ещё более уязвимую пяту народовластия – непрофессионализм в принятии решений.

Неудовлетворённость даже такой относительно прямой формой правления возникла сразу: народ был ненадёжной, подчинённой сиюминутным интересам толпой, которой было легко манипулировать. Демократия нередко превращалась в анархию, спровоцированный произвол толпы, власть «сильного зверя». К тому же, как власть народа, она связана с властными притязаниями большинства иметь определенные преимущества над меньшинством, а этот принцип, как замечают критики, ничуть не лучше тоталитаризма. Как говорил по этому поводу самый известный римский историк Тит Ливий, «иногда большая часть побеждает лучшую».

В эпоху ранних буржуазных революций теоретики демократии обосновывали ещё более радикальное разделение власти и правления (исполнения, исполнительной власти), ещё более длинную дистанцию между властью и правлением, ещё менее жёсткую зависимость. Так, Жан-Жак Руссо доказывал, что с верховенством народа могут быть совместимы различные формы государственной власти: и демократическая, и аристократическая, и монархическая. Т.е. верховная власть может принадлежать народу, а формы правления могут быть разные. Народ оставляет за собой только верховную законодательную власть, а исполнение передает монарху или ограниченному кругу лиц. Это он признавал законным с точки зрения “народного суверенитета”. Зачастую выборы и конституция и были доказательством изъявления власти народа при любой форме государства. Однако иллюзия разделения власти и правления (власть без правления и правление без власти) в новое время постоянно рушилась и приводила к социальным конфликтам. А конституции давали немало прав без гарантий их реализации государством (скажем, если имеем право, но не имеем денег на его реализацию, то что оно нам даёт?). Даже самые совершенные по буржуазным меркам типы демократии (в Швейцарии, Германии и др.) не дали, да и не могли дать гарантий населению в защите его от последствий финансовых спекуляций, ведущих к долговому рабству.

Прямая демократия никогда полностью не была реализована, потому что она есть миф, такой же миф, как, например, вечный двигатель. Реально существовала только представительная демократия, все ужасы (последствия) правления которой расхлёбываем сегодня и мы, и весь западный мир. И дело не в демократии, а в том, кому народ делегирует власть. Народ выбирает народ, но выбор получается неудачным, ибо он выбирает тех, кто тянется к власти, и чаще всего тех, для кого сама власть смысл жизни. Как будто для народа нет более ценных ориентиров, чем право каждого на власть. И будто история не предлагала вариантов.