Газета Завтра 11 (1060 2014)

Юрий Бондарев - писатель автобиографический. Это - не упрек и не достоинство. Автобиографическим был, к примеру, Михаил Булгаков. Это во многом проясняет его произведения, его эволюцию художника, его отношение к жизни. Он - весь со своим поколением, исследует его столбовую дорогу и боковые тропки, его взлеты и его падения, его силу и его слабость. Неслучайно одна из статей о его прозе называлась "Совесть поколения 1924 года рождения".

 

Романы "Выбор", "Игра" и даже "Берег" - уже были бондаревским предчувствием наступающей перестройки, предощущением кризиса общества. Жаль, эти романы не прочитала внимательно наша власть. Последним в этой серии романов о русской интеллигенции был роман "Искушение", написанный в начале перестройки. Когда я спросил как-то Юрия Васильевича, какой из романов он более всего ценит, он неожиданно для меня сказал: "Думаю, вы удивитесь, - "Искушение". Эта книга - прелюдия всего того, что происходит сейчас. До сих пор я считаю этот роман своей лучшей книгой, хотя мои же друзья считают иначе: "Горячий снег", "Батальоны просят огня", "Берег", "Выбор", "Тишина", "Игра" Это уж как бы и не мои книги. Они вошли уже в классический набор литературы XX века. О них написаны около десятка монографий, диссертации - у нас и за границей. Они переведены на многие языки. По ним поставлены фильмы и спектакли. А вот "Искушение" мало переводилось, о нём мало писали. Это как бы ещё моя личная книга. Она вышла сразу же после моего выступления на партконференции, где я сказал о самолёте, который не знает своей посадочной площадки. Там же я сказал и про украденный "фонарь гласности". После этого начались на меня разнокалиберные гонения. Вот и "Искушение" вроде бы вычеркнули из употребления" . Недруги даже пробовали остановить публикацию в журнале "Наш современник" романа "Искушение".

Когда его затягивали в болото непротивления, в интеллектуальные чиновничьи игры, в тыловую псевдоэлитарность, он, уже почти сломленный, почти согласившийся, почти ушедший в эту тыловую элитарность, вдруг, как ванька-встанька, поднимался во весь рост своими фронтовыми, офицерскими, сопротивленческими главами в романах "Берег", "Выбор"

Он продирался все эти годы сквозь приторные ласки тыловых лакеев, сквозь удушливые объятья бюрократического режима, сквозь многопудовую тяжесть премий и должностей, превращающих его в одного из творцов секретарской литературы. Эта тяжесть полностью сломала и уничтожила немалые дарования таких писателей, как Георгий Марков, Николай Тихонов, она приглушила критическую смелость Феликса Кузнецова. Эта тяжесть оказалась несущественной лишь для изначально бездарных чаковских и ананьевых, алексиных и шатровых. Она давит только таланты На помощь приходила только сила русского слова. Боевой офицер Юрий Бондарев, как никто другой из писателей конца ХХ века, чувствовал красоту и силу художественного слова. Он писал: "Осмелюсь сказать, что древняя и всегда молодая изящная словесность, или художественная литература, - это форма познания жизни посредством слова, она передает нам изменчивую картину мира. А писатель по-прежнему остается строителем самого хрупкого и самого высокого храма в мире - человеческой души, и нет более важного смысла в литературе, чем совершенствование человека. Без этого всякое художество и все философские формулы бессмысленны".

В девяностые годы Юрий Бондарев публикует "Непротивление" и "Бермудский треугольник".

Роман Юрия Бондарева "Непротивление" - это то, на мой взгляд, чего нам сегодня не хватает.

Это - не астафьевская злость и ненависть к стране и народу, захватившая его целиком, по сути, тоже писательская реакция на тотальное разрушение, на свое нынешнее одиночество и ненужность в этом враждебном мире.

 

Это - не васильбыковский отказ от себя, прежнего, отказ от своего офицерского вызова, по сути, перечеркивающий всю его предыдущую жизнь в безуспешных попытках встроиться в идеологию разрушения.

Это - роман русского сопротивления. Это -офицерский вызов Юрия Бондарева всей гнилой перестройке. К своему герою - полковому разведчику лейтенанту Ушакову - писатель подбирался долго. В "Береге" лишь намечен эскиз такого героя - Княжко. И, может быть, не случайно герой сопротивления, герой офицерского вызова Александр Ушаков появился одновременно с офицерским вызовом Юрия Бондарева. Он пошел на свое "безрассудство" одновременно со своим героем. То, что подобный герой - не результат писательской лакировки, не натужная идеализация, а неизбежная форма существования русского человека, неумного в своей нерасчетливости, подтверждает и вся наша военная литература.