Потом бабушка то ли сама, то ли Марина попросила её, но послала «Толеньку» к Марине помочь гардины повесить. С другой стороны, чего бы она родственников сводила? Едва ли с умыслом. Но как бы то ни было, а когда он, стоя на стремянке, обернулся и взгляд поймал, разволновался, а Марина из комнаты выбежала. Брага даже чай отказался пить – ничего со своим волнением сделать не мог. И вот робкая тихоня Марина и Брага влюбились друг в друга. Он в школе так не волновался, не робел, когда первый раз в девочку на два класса старше влюбился. И если Марина приезжала, сам начинал заикаться. Порой и «здрасьте» не мог выговорить.
Их наэлектрализованность, когда сидели с бабушкой чаи гоняли, и старушке передалась. Как-то сидят баба Даша с Брагой, телевизор смотрят, она вздохнула и говорит:
-Как жалко, что вы - родня!
Его в жар бросило: понял, о ком речь. Стыдно, что и бабушка догадалась. Хоть не признавайся, мол, не родня никакая ты им, они тебе! Марине особенно. Отмолчался. Бабушка повздыхала. А дальше-то что?
Через пару дней, когда на кухне вместе кашеварили, говорит:
- Маришка - такая хорошая девочка! Вот золотая жена была бы любому. А мужики разве знают, кто им счастье принесёт? Не будь ты ей пусть и четвероюродным, но братом, ей мужа лучше и не надо, а тебе - жены.
Тут «Толечка» чуть не расплакался. Ночью лежал и думал: а не сбежать ли с Мариной, чтобы этот его позор самозванства утаить? Они хоть и слова друг другу не сказали (сейчас просто и он вымолвить не в силах, тоже, как заика), но он точно знал, что и Марина его любит. А женщины, если влюбились, они и за подлецами кончеными готовы, куда глаза глядят. Да только куда он её увезёт? В подвал?
Увядали оба. Вот что такое - чахнуть! Бабушка как-то попросила ей почитать Пушкина- плохо видит. И Толечка пристрастился: по вечерам бабушке читал классику. Она часто прерывала его тем, что дальше уже сама наизусть читала стихи. Во память! Сам брал книги из огромной библиотеки, запоем читал. Умели люди писать! В школе почти всегда из-под палки классику по школьной программе, только приключения разные любил, Диккенса, Джека Лондона, а здесь, если на интересном месте почему-нибудь остановился, дождаться не можешь, когда снова – за чтение. Умели про любовь писать! Действительно ведь «нечаянно нагрянет». Но только у Браги нет такого, что «каждый вечер сразу станет удивительно хорош. И ты поёшь». У него - ты выть готов, а не петь.
Как-то Марина, навестив бабушку и уезжая, сунула Браге записку и после этого так с места рванула! Анатолий развернул, прочитал: «Как жаль, что мы - родные».
Ну уж нет!
Только и сказал бабушке, что надо срочно в город, рванул, и раньше Марины к дому её приехал. Она же во всём - деликатная тихоня: всех пропустит, всем дорогу уступит, чтобы обгонять и лихачить - Боже упаси! Ждал в машине, и когда Марина подъехала, не стал сразу выходить, а наблюдал-любовался, как она паркуется, как выходит, закрывает дверцу. И во всём такое изящество! Деликатность, застенчивость. Татьяна Ларина! Когда с бабушкой перечитывали, подумал, что в школе совсем по-другому воспринимал. Только смеялись с пацанами, гримасничали: «Я к вам пишу, чего же боле»…
Увидев вышедшего из машины Анатолия, Марина едва чувств не лишилась. На капот оперлась. Самое трудное было – объяснить, почему такой обман вышел, хотя сам Брагин только своим бомжам придумал про фотографии. Вернее, себе придумал, а им свои фантазии пересказал. А Паша пришёл, и тут фантазия своей жизнью зажила. И к бабушке он никак не хотел идти! Но если она слегла из-за него, то как он мог отказаться к ней переехать? А потом уже и просто она без него обходиться не могла. Он всё время хотел сказать, рассказать, как всё это получилось, признаться, что не родня, и всё разговор не к месту был. А сейчас уже нельзя не сказать.
Марина и ужаснулась, и обрадовалась. Не родня!
…Маринино заикание Брага даже и не замечал. Они в прямом смысле без слов друг друга понимали. И говорить ничего не надо: она посмотрела на него, он уже знает - то ли в магазин, что ли на дачу, то ли помочь подгузники Павлику сменить. И ещё –пели. Она когда пела, не заикалась. И оказывается, дома она пела. Не то, что голос, а слух был. И вот сядут, да и затянут. Колыбельные пела сыну. Потом дочери.
Сестра гордиться братом стала. Как Толька-то устроился! Кто бы мог подумать! И квартира, и дача, и вон на какой машине ездит, детки- куколки. Такой был рубаха-парень, душа нараспашку, а какой отец стал на своём пятом десятке! Как наседка над детками своими, не хуже любой матери их доглядывает. Слава Богу, жена у него - золото! В Москву и Вера сама едет, и муж, и дети с внуками - как домой, в любое время для них двери открыты.
А вот не найди Анатолий этот альбом, не вклей в него свою фотографию. Получилось – вклеился! В чужую родню, в жизнь…