Газета Завтра 151 (43 1996)

Более чем логично передать эту функцию выявления вызовов и угроз именно СБ, сделав его не исполнительным органом (по ряду справедливых оценок, отчасти дублирующим правительство) и не только надкорпоративной экспертизой (что, разумеется, необходимо), но еще и консультативным “клубом” стратегического элитного договора о главных государственных целях. Очевидно, что для этого в СБ должны войти значимые представители самых различных политических сил вместе со своими экспертно-аналитическими группами, способными выявлять, аналитически описывать и экспертно оценивать главные внутренние и внешние вызовы и угрозы государственности, а затем и представлять президенту, правительству и обществу содержательные сценарно-технологические предложения для принятия решений. Но столь же очевидно, что для этого вряд ли подходит фигура нынешнего секретаря СБ, нередко саркастически определяемого как “ни рыбкин, ни мяскин”. Назначение Рыбкина вместо Лебедя — еще один самоубийственный шаг власти.

И тем не менее, не лишним представляется обсуждение возможности “другого” СБ, дееспособного и эффективного в той критической ситуации, в которую Россия войдет в ближайшем будущем. Консенсус государственников сформироваться обязан, и должно это произойти быстро. Альтернатива — “лебединое” конфедератство и “шалманизация” всей страны.

Разумеется, многим сегодняшним политикам, выросшим на яростном межклановом противостоянии, очень трудно даже смириться с мыслью о возможности подобного диалога с противниками. Разумеется, большинству знакомых с “кухней” сегодняшней власти эти предложения покажутся чистой маниловщиной. Разумеется, причастные к вращению гигантских жерновов этой власти вряд ли склонны обращать внимание на такую малость. Но если эта принципиальная “малость” будет упущена, если системное “партизанство” сохранится в качестве политической нормы, если за ущерб государственности не будут внятно и публично “давать по рукам”, — страну нашу на фоне корпоративных “разборок”, дискредитации власти и социальных взрывов ждут очередные “великие потрясения”. И мало кому из их свидетелей удастся в дальнейшем утешаться строками в собственных дневниках о величии России.

Ю. БЯЛЫЙ

ИЗ ЯМЫ МЕЧЕТИ НЕ ВИДНО ( писатель в чеченском плену ) Николай Иванов

Николаю Иванову, если так можно сказать применительно к плену, еще “повезло”. Почти сразу за его жизнь и освобождение начали борьбу товарищи по налоговой полиции, российские писатели и множество других людей и организаций.

Возможно, поэтому его положение в плену, о чем он рассказывает в этих заметках, может местами показаться не таким тяжелым и безысходным, как у захваченных на поле боя безвестных рядовых и лейтенантов.

А может, причина еще и в том, что Николай — писатель, и его дух, его богатый внутренний мир, умение собраться помогли ему стойко перенести сто тринадцать дней чеченского плена.

Наверное, поэтому в его рассказе не много сетований на свои страдания. Нет рассказов об унижениях и избиениях, которые, мы знаем,порою были: писатель оказался выше этого. Правда, пережитое в плену не отпускает Николая, держит в своих цепких лапах: на следующий день после подготовки этой публикации Иванов уже был у врачей. Сдали почки, застуженные подвалами и ямами…

Нас остановили на дороге. Машина с боевиками подрезала нас и оттеснила к обочине. Выскочили боевики. Целый спецназ. Три автоматчика, гранатометчик, целых четыре пулеметчика. Вытащили. Обыскали. Завязали глаза и куда-то повезли.

Лично я считаю, что это была наводка. На 80 процентов наводка, потому что вооружение, которое было задействовано в нашей машине — гранатомет, 4 пулемета — для боя серьезного. Ждали, что мы с охраной будем. А нам и обещали сначала охрану. Только в последний момент отменили. Кого брать? Не знаю. Моим товарищам по плену говорили, что брали меня, а мне, что брали их. Это была игра, может, они скрывали источники информации…

Взяла нас одна группа, потом передала другой.

Первую ночь мы провели в каком-то доме. Я был прикован к батарее, вторую и третью ночь мы провели в яме. Это где-то на уровне пяти с половиной метров под землей. Потом нас перетащили в село, уже в каменный погреб. На четвертую ночь нас перевезли обратно в горы, в лес, там поместили в блиндаж. Июль, август, сентябрь мы провели в лесу.

Я благодарю Бога, что меня взяли в плен летом. Жара. Духота. Ребята, которые со мной там были, говорили: “Хоть бы один дождик, душно. Дождик, дождик!” Я говорю: “Ребята, не о том просим: должно быть сухо”. Однажды в горах зарядил дождь. Землянка протекла, и мы почти сутки сидели полностью в воде. Вот тогда они поняли, что такое “дождик” для пленных. Больше о нем никто не мечтал.