Газета Завтра 17 (1014 2013)

До Куликовской битвы (1380) вдохновителем и молитвенным хранителем которой был преподобный, Русь походила на тёмное царство. "Люди беспомощно опускали руки, - писал В.О. Ключевский о времени прп. Сергия, - умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадёжно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что ещё хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после неё. Мать пугала непокойного ребёнка лихим татарином; услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать, сами не зная куда".

Но с победой на Куликовом поле забрезжил свет над Русью. Не сразу, но постепенно стала организовываться она по примеру Троицкого игумена. Оставленное и завещанное им было так просто и прозрачно, с таким изяществом воплощало в жизнь Святые Истины, так легко соотносилось с народным характером, что охотно было воспринято, усвоено и помещено в разряд идеала. Это не значит, что Русь немедленно стала святой, но святость более всего другого почиталась народом. Гораздо более предприимчивости, расчётливости и успешности. Святость прп. Сергия - инока, делящегося Благодатью с миром, и стала русским идеалом или русской идеей.

"Мы не найдём ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу; нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука - все эти линии русской культуры сходятся к Преподобному", - писал об игумене Радонежском П.А. Флоренский. Прп. Сергий завещал "побеждать страх пред ненавистною раздельностью мира". Где разделение, там неприязнь или ненависть. И подобно тому, как тьма есть отсутствие света, так и ненависть - это отсутствие любви. Побеждать "ненавистную раздельность" звал прп. Сергий, и обитель его славилась широким гостеприимством. Сам же игумен, дабы не допустить никакой "раздельности", служил чернецам "как раб купленный". Неудивительно, что в подначальном прп. Сергию монастыре, посвящённом высшему олицетворению единства - Пресвятой Троице, - действовал общежитийный устав. Препятствуя размножению распрей, иноки отказывались от собственности.

Праздник Троицы, Троичные храмы и иконы стали на Руси воплощением идеи всеединства, преодоления "ненавистной раздельности" и утверждением любви. В знаменитой, известной всем иконе "Троица" воплотил саму любовь прп. Андрей Рублёв, последователь прп. Сергия. Грация и грусть Ангелов, "пренебесная лазурь" появились вдруг, по слову П.А. Флоренского, "среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, "свышний мир" Горнего мира". Фильм Андрея Тарковского "Андрей Рублёв" - это уже творческое осмысление творческого осмысления русской идеи. Тарковский создаёт образ Руси-тёмного царства, - которой ещё только предстоит выйти из тьмы к свету. В фильме мы видим всё, о чём писал П.А. Флоренский: и мятущиеся обстоятельства времени, и раздоры, и междоусобные распри, и всеобщее одичание, и татарские набеги. Режиссёр всячески стремится подчеркнуть, что появление "Троицы" в этих условиях есть уже само по себе чудо. Как чудом становится отлитие Бориской среброзвучного колокола.

Но и священнобезмолствующий Андрей, и Бориска - это духовные ученики прп. Сергия, именно им предстоит созидать новую Постмонгольскую Сергиевскую Русь. Благовест Бориски и "пренебесная лазурь" прп. Андрея становятся первыми знамениями новой Руси, грядущей на место тёмного царства.

Сам режиссёр считал, что Андрей Рублёв выразил в своём творчестве предчувствие перемен: "Он прозрел утро в самый тёмный час". Подобное утверждение грешит некоторой светскостью по отношению к исихасту и богомазу Рублёву. Возможно, что изображающий - в данном случае Тарковский - наделил изображаемого - Рублёва - собственными чертами и влечениями. Изначально изображающий всегда первичен по отношению к изображаемому. Посредством языка, культурных знаков и символов изображающий создаёт воспринимаемую другими иллюзию или художественную реальность, куда и помещает изображаемого. С этого времени изображаемый, как выражение духа изображающего, обретает свою плоть. Всякий художник ставит своей задачей перевести воображаемый образ в зримый. Но, обретя плоть и вобрав в себя куски сознания изображающего, изображаемый начинает жить собственной жизнью. Это уже не просто зеркальное отображение скрытых или явных свойств изображающего. Отныне изображаемый даёт возможность изображающему увидеть и, пожалуй, лучше понять себя самого. Входя же в контакт со зрителем (читателем, слушателем), изображаемый уже без прямого участия изображающего способен оказывать влияние и внушение. Именно к подобного рода ситуациям относятся слова Ф.И. Тютчева: "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся"