Газета Завтра 17 (1066 2014)

Почему именно розы - в эпиграфе и даже в названии? Только ли потому, что при входе на выставку Александра Головина мы видим одну из самых красивых и знаковых его картин - "Умбрийская долина"? Гигантский розовый куст, напоминающий, скорее, декорацию к помпезной, эстетской пьесе, нежели фрагмент реальной живой природы. Манерная, печальная, пышная или, напротив, увядшая роза - это один из самых узнаваемых эстетических символов эпохи. Цветок минорных стихотворцев, мечтающих о несбыточной Красоте, и, вместе с тем, украшение кокетливой дамской причёски. Опавшие лепестки букета, вчера подаренного загадочной танцовщице, представлявшей Клеопатру или Манон Леско. Какая, право, разница? Главное - это настроение, сердечная мука, бессонная ночь. Красная роза - страсть, белая - чистая любовь, а вот чёрная - увы, печаль и смерть. Гимназистки усердно отмечали в своих девичьих альбомах мистические смыслы цветов, а потом и сами рифмовали "розы - грёзы", мечтая не то о безумной страсти и красивой гибели, не то о мировой революции. Марсель Пруст, впоследствии тоскуя по утраченному времени, писал: "Лёгкие ткани и нежные тона в тогдашних жарко натопленных, отделенных портьерами гостиных, <> придавали женщине такой же озябший вид, как розам, несмотря на зиму, красовавшимся возле неё, как будто на дворе стояла весна во всей румяной своей наготе" Да. Красивую женщину тоже было принято сравнивать с розочкой, хотя, многие считали это пошлым.  Кого это останавливало? "Розой бледной, розой чайной воплоти меня, поэт", - писала Мирра Лохвицкая. Или же они, эти капризные цветы, могут быть "старинными", как у Блока или как у Александра Головина, который постоянно возвращался к своей неизменной теме - "Розы и фарфор". А ещё - испанка с розой, маркиза с розой, супруга негоцианта Носова - тоже с розой в петлице. Театральный пафос композиции! Впрочем, зрелищность действительно играла большую роль в жизни художника и его современников.

Итак, В Третьяковской Галерее (на Крымском валу) - очередной масштабный выставочный проект. На этот раз он посвящён творчеству Александра Яковлевича Головина (1863-1930), одного из самых интересных мастеров русского Серебряного века. Пожалуй, никакой другой миг истории так не занимает умы образованной части публики, как этот - в СССР ещё с конца 1960-х годов сделалось хорошим тоном тосковать по временам, когда рифмы были изысканны, а "тальма - лазорева", ложи рукоплескали дягилевским танцорам, да и поэтичные незнакомки непременно дышали "духами и туманами". Впрочем, это не только у нас в России. Рубеж веков идеализируют, любят, ненавидят, даже называют по-разному - Belle poque, Серебряный Век, Модерн (Ар Нуво), Эдвардианская эра и даже "эра "Титаника"". 

Александр Головин - это художник-эпоха, ибо в его творчестве воплотились все актуальные тенденции - от поисков нового русского стиля, до эстетизации фарфоровых маркиз XVIII столетия.  Есть художники, опережающие время - они иной раз создают гениальные вещи, непонятные и - бесполезные для окружающих. Таких - если повезёт - оценят благодарные потомки. Есть мастера, остро чувствующие настоящее, но, при этом, всегда идущие на полшага впереди толпы, диктуя миру свои вкусы. Их называют гениями или хотя бы первооткрывателями. А есть таланты, которые шагают в ногу с веком - их высоко ценят при жизни, а впоследствии по их работам изучают суть времени.  Поэтому остановимся поподробнее на "портрете" самой Belle poque, чтобы лучше понять душу и смыслы художника Александра Головина.

Двойственность, капризность натуры, как известно, придаёт шарм не только хорошеньким женщинам, но и временам. Серебряный век - обаятельная эра контрастов, парадоксов, оксюморонов. Одни исследователи связывают эту удивительную пору с рисунками "Мира Искусства", с громкими театральными премьерами, с развитием технической мысли. Другие - с падением нравов и с декадентским, уводящим в тупик, образом мышления. Для одних это - "Россия, которую мы потеряли", для других - стагнация паразитизма, творческое бессилие и торжество кафешантанной пошлости. Многие современники, надо сказать, были не в восторге от той эпохи, которую они же впоследствии и назовут "Прекрасной". Они, собираясь под сенью дачных вишен, рассуждали о балете и революции, о народе и последнем сборнике Северянина. В конечном итоге, они находили, что балет - умер, а революция - неизбежна. Что народ - бедствует, а Северянин - пошл. И вообще - так жить нельзя.