Такие выводы МВД полностью подтверждали и наблюдения немецкого учёного А. Гакстгаузена, предпринявшего примерно в то же время путешествие по России. "Староверы, — писал он, — имеют большое нравственное влияние на Россию…". Многочисленные секты, постоянно пополняясь из низших слоёв населения, отвергали культуру высших классов, считая её антинародной и если не предательской, то по меньшей мере чуждой России. Более того, в неприятии государства и церкви зримо просматриваются социалистические и коммунистические наклонности. По убеждению немецкого ученого, необходимо серьёзно взглянуть на раскол именно с этих позиций, поскольку Россия ещё плохо представляет, какие опасности и неожиданности грозят ей с этой стороны.
Как известно, западная Реформация, взорвав средневековый европейский мир, привела к кровопролитным войнам в большей части Старого Света. Их итогом явился порядок, подводивший черту под противостоянием католиков и протестантов и основанный на знаменитом принципе "cujus regio, ejus religio" ("чья страна, того и вера"). В результате сторонники и противники Реформации оказались по большей части разделены государственными границами. В России церковное размежевание поделило общество на два непримиримых лагеря: приверженцев старого обряда и последователей реформ патриарха Никона. Но в России это ожесточенное противостояние не привело к территориальному разводу враждебных сторон. Россия, в отличие от европейских стран, разделилась внутри себя: на географической карте она была единой, на деле же в ней образовались два социума с различной социальной и культурной идентификацией.
С первой ревизии Петра Великого 1716 года и до переписи 1897-го количество раскольников всегда оценивалось на уровне не более 2% от населения империи. В эпоху Николая I власти самым пристальным образом обратились к изучению раскола. Как следовало из проведённых в ряде губерний Центральной России исследований Министерства внутренних дел, реальные цифры в десять раз превышали те, что были заявлены в отчётах местных гражданских и духовных администраций. Если по переписи 1897 года их насчитывалось около 2 млн., то общественность теперь предполагала более справедливым говорить о 20-ти. При этом бóльшая часть раскольников (прежде всего беспоповцев, не принимавших священство и церковных таинств) числилась обычными православными, не желая официально заявлять о своей религиозной идентификации.
На момент 1840-х годов представление о том, что в действительности представляла собой старообрядческая реальность, отличалось размытостью. Если с вероисповедными воззрениями дело обстояло более или менее ясно, то хозяйственное функционирование этой религиозной общности выглядело как "terra incognitа". Между тем, именно здесь официальную Россию ожидали наиболее интересные открытия, позволившие совершенно в новом ракурсе взглянуть на устройство русского мира. Прежде всего, было установлено, что староверческая экономика развивалась не по классическим канонам, а по собственным духовным и организационным правилам. Они сформировались ещё в первой половине ХVIII века в знаменитой Выговской поморской киновии и определялись необходимостью существовать во враждебной никонианской среде. Оптимальным инструментом для этого, позволяющим максимально концентрировать как экономические, так и духовные ресурсы, стала знаменитая русская община; общинно-коллективистские (а не частнособственнические) отношения послужили тем фундаментом, на котором строилась социальная жизнь раскола.
Эта же составляющая проявилась также и в организации торгово-мануфактурного сектора, становлением которого озаботилась власть, претендующая на статус полноценной европейской державы. Стойкое нежелание дворянства участвовать в производственных хлопотах заставило государство привлечь к ним всех, кто был способен к промышленному строительству. В этих условиях для староверов открылись прекрасные возможности. Причём если в первой половине XVIII века, когда мануфактуры в основном насаждались сверху, участие старообрядческих низов ещё не было значительным, то позднее их созидательный потенциал задействуется во всю мощь. Со времён Екатерины II, снявшей ограничения на торгово-мануфактурную деятельность, формирование внутреннего рынка страны становится главным делом русского раскола. К середине ХIХ века он постепенно трансформировался в огромную конфессионально-хозяйственную корпорацию, преобразившую российское гильдейское купечество.