Он очнулся, разбуженный стремительным приближением опасности, которая мчалась с земли. Превратилась в грохот, в полыхнувший из кабины огонь, в толчок горячего воздуха, который сорвал его с места и ударил головой о шпангоут. Теряя сознанье, успел моментальным зрением увидеть развороченную кабину, влетавший в салон огонь и майора Латунина, сорванного с сиденья, парящего в невесомости.
Второй ужасный удар привёл его в чувство. Он был прижат к хвосту фюзеляжа, вмятый в обшивку. Кругом горело, хрустело, кабина сплющилась при ударе о землю, тела экипажа, разорванные, пробитые металлом, липко горели, а майор Латунин лежал на днище и дёргался, и к нему подбирался ручеёк огня.
Окладников выдрался из лепестков алюминия, упал от острой боли в бедре, пополз к дверям, которые вылетели от удара. Хотел нырнуть, вывалился головой вниз из горящей машины. Рядом дёргался, хрипел майор Латунин, и Окладников, видя, как ручеёк огня начинает лизать майора, потянул его к дверям. Вывалился из машины, опять на мгновение потерял сознание, а очнувшись, со стоном потянул на себя майора. Сволок его за шиворот на землю, видя на днище красную полосу крови. Автомат, прицепившись за ногу майора, упал вместе с ним на землю.
Вертолёт горел, в сплющенной кабине виднелись изломанные тела экипажа. Спасаясь от взрыва бензобаков и висящих на подвесках снарядов, Окладников пополз от вертолёта, утягивая за собой майора. Слышал его булькающий хрип, видел цеплявшийся о комки земли автомат.
Он отполз на десяток метров, когда вертолёт взорвался. Дунул бушующим пламенем, брызнул свистящим металлом, и осел, чернея скелетом, сквозь который плескался огонь. Лопасти винта опали к самой земле. Жаркая гарь достигала Окладникова, и он отполз ещё дальше, подтягивая к себе майора.
— Сейчас, майор, погоди! — бормотал он, отпуская ворот майора, просовывая руки ему под голову, приподнимая её. Увидел шею майора, на которой рана хлестала кровью. Шейная артерия была перебита, и кровь лилась за ворот, Вся одежда была чёрной и липкой, по земле тянулась кровавая полоса.
Майор слабо чмокнул, на губах вздулся розовый пузырёк, и он затих. Его бронзовое лицо и васильковые глаза стали блёкнуть, белеть. Окладников осторожно убрал руку из-под головы майора, и тот плоско вытянулся, раскрыв в небо побелевшие глаза.
Окладников лежал рядом с мёртвым майором, стараясь понять случившееся. Вертолёт был сбит ракетой переносного зенитно-ракетного комплекса. Значит, облетая районы, где обосновались боевики Джабхат ан-Нусры, он всё-таки прошёл над селеньем, где располагались повстанцы. Ракета попала в кабину, уничтожила экипаж, майор при падении был смертельно ранен, а Окладников получил перелом или вывих бедра, о чём ему скажет хирург.
Он ощупал бедро, нажатие причиняло острую боль. Была досада на командование, посадившее его в одиночный вертолет, хотя в условиях боевых действий надлежало летать только парой. Взрыв произошёл на сороковой или пятидесятой минуте полёта. Была потеряна связь, и база должна была выслать вертолёты-спасатели. Скоро они появятся в воздухе, дым от сбитой машины послужит им ориентиром. Но этот же дым послужит ориентиром для боевиков, сбивших машину.
Эта мысль ужалила его, заставила оглядеться. Кругом была горячая степь, залитая солнцем. Кое-где зеленела трава. Чадил и догорал вертолёт. Поодаль белёсый, протёртый колесами, тянулся просёлок. Было безлюдно.
Окладников отцепил от ноги майора автомат, достал из его залитого кровью лифчика автоматный рожок и гранату, сунул себе в карманы. Пополз, волоча ногу, подальше от вертолёта и мёртвого майора, которые могли служить ориентиром для повстанцев.
Он дополз до неглубокой выемки, у которой рос маленький куст, покрытый розовыми цветами. Листья были мелкие, глянцевые, как у растений пустыни. Куст торопился отцвести, пока не наступило летнее пекло. Розовые цветы выделяли клейкий сок, и крохотные насекомые с прозрачными крыльцами облепили ветки, лакомились соком.
Он понимал, что случилось ужасное, то, что случается на войне, но удаляется сознанием с переднего плана, сохраняется как невнятная угроза, заслоняется инстинктами, азартом, верой, что эта участь его минует. Не миновала. Он был сбит, ранен, находился рядом с врагами. Но среди этого ужаса сияло чудо спасения. Он не разбился. Его не разорвала ракета. Он уцелел, чтобы продолжать жить. И этим чудом обязан отцу и матери, которые на другой половине земли, в оренбургской деревне, молились о нём, думали непрестанно, посылали невидимый луч своей нежности и любви. Окладников ловил этот луч, лёжа в малой ложбинке под палящим солнцем, глядя, как в стороне догорает вертолёт, и поодаль лежит мёртвое тело майора.
Мысленно он присел на волшебную скамеечку, украшенную разноцветными пуговицами, и стал молить, чтобы к нему пришло избавление.