Кстати сказать, у нас случаи самоубийства во время войны, в том числе среди командования, были единичны. А у немцев в "пору бегства" и даже гораздо раньше? Генерал-полковник Эрнест Удет из люфтваффе, видимо, уже тогда поняв, что война проиграна, застрелился 15 ноября 1941 года, когда немецкие войска ещё стояли под Москвой. Он был, кажется первым, а позже, уж в "час-то бегства", началась просто эпидемия самоубийств: начальник генерального штаба люфтваффе Ганс Ешонек - 19 августа 1943-го вскоре после грандиозного воздушного поражения в апреле-июне над Кубанью, где немцы потеряли свыше тысячи самолётов и множество летчиков; генерал-полковник Людвиг Бек - в июне 1944 года; генерал-фельдмаршал Ганс фон Клюге - 18 августа 1944-го, после того, как рухнул "Атлантический вал", который он обязан был защищать; Йозеф Бюркель, рейхскомиссар Австрии - 28 сентября 1944-го; генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель - 14 октября 1944-го; генерал-фельдмаршал Вальтер Модель - 21 апреля 1945-го; сам Гитлер - 30 апреля; Геббельс - 2 мая А уж после 9 мая 1945 года они посыпались, как горох; Конрад Генлейн, гауляйтер Чехословакии - 10 мая; Гиммлер - 21 мая, и ещё в мае - главком ВМФ Ганс фон Фриденбург, министр по делам науки и образования Бернхард Руст, начальник канцелярии Гитлера Филипп Бюлер; начальник всех лагерей смерти Одило Глобочник, рейхскомиссар Норвегии Иозеф ТербовенМожно упомянуть и Геринга, который 15 октября 1946 года не стал дожидаться виселицы Слабоваты оказались нервишки у гитлеровского генералитета и у его администрации. Одних фельдмаршалов тут с полдюжины
Некоторые сюжеты Гранина просто озадачивают своей несуразностью - как такое могло человеку втемяшиться? За кого он держит читателя? Нельзя без смеха читать, например, сюжет, который начинается так: "Был 41 год, конец августа, мы выходили из окружения. Шли несколько дней. И самое трудное было -выбираться" Кто "мы" - дивизия, полк, политотдел, группа бойцов? Где дело происходит - на каком фронте или в каких краях? Ничего неизвестно! Словно до сих пор всё это военная тайна. А что значит "самое трудное -выбираться", когда вся суть в том и состоит, чтобы выбраться из окружения? И, наконец, что это за "окружение", из которого идут и идут несколько дней? Где же противник, который окружил?
"Днём мы часами лежали в кюветах, ожидая паузы". Ну, из этого вроде ясно, что речь идет о группе военнослужащих, но что за группа, какая, все-таки непонятно. А главное, какой паузы ожидали? Оказывается, они лежали в кюветах вдоль дороги, а по дороге "мимо нас шло огромное количество транспорта, бронемашины, мотоциклисты, велосипедисты.." Велосипедисты - это на стадионах, на треках, а в армии, на войне имелись когда-то, в начале ХХ века, самокатчики, даже самокатные части, но во Второй мировой ни в одной армии, в том числе и у немцев, самокатчиков-велосипедистов не водилось. Так что будущему писателю крупно повезло, у него и дальше фигурируют велосипедисты.
Так вот, лежали Гранин и его друзья в полной форме (а как иначе?) и, как увидим, при оружии в кюветах, и их не только немцы в бронемашинах, у которых обзор ограничен, но даже мотоциклисты и "велосипедисты" с их полным обзором не замечали, не видели, чтобы пристрелить или взять в плен. И ведь это средь бела дня и буквально рядом в открытых ямах вдоль дороги, называемых кюветами. Диво дивное! А "паузы" это, видимо, перерывы в движении немецких колонн. В эти перерывы друзья Гранина вскакивали и по дороге продолжали беспрепятственно "выбираться".
А дальше уже не смешной, а лживый рассказ о том, как полеживали они в кюветике и вдруг увидели: два всё тех же "велосипедиста" конвоировали человек пятьсот наших пленных. По описанным обстоятельствам пленным ничего не стоило укокошить этих "велосипедистов", у которых руки заняты рулём велосипедов, а чтобы стрелять, надо соскочить с него и снять автоматы. Но - "500 человек идут покорно". Поверить в это ещё труднее, чем в безмятежное лежание при свете дня в кювете на глазах немцев. Мы, это кюветчики-то, "решили подстрелить охрану". Почему только "под", а не убрать вовсе? Гуманизм? Но тут же один из них сказал: "Думаете, они разбегутся?" Гранин отвечает: "В лицах их читалось поражение". Вот, читатель, а! Это каким же образом читалось, что и без охраны пятьсот человек покорно будут шагать в плен? Это читалось глазами Гранина.
А глаза поэта-фронтовика Юрия Белаша видели в подобной картине совсем иное:
То есть в полной готовности открыть огонь. А Гранин даже не поминает о вооружении своих "велосипедистов".