Газета Завтра 226 (65 1998)

И час Святозвонова пробил. Литераторы обоих непримиримо враждующих лагерей внезапно поняли, что такое титаническое перо, как святозвоновское, выгодно иметь на своей стороне. За таким талантом в их стан потянется и вся смятенная Россия. И началось! Во-первых, вспыхнула ожесточеннейшая полемика — чьим по духу следует считать Святозвонова, и в центре внимания опять-таки оказалась его борода, а не стихи. Литераторы русского духа утверждали, что она — лопатой, небольшая, но ухватисто-загребущая, наша она, русская! Литераторы иного духа с пеной у ртов утверждали, что никакая она не загребущая, а козлиная, а то и вовсе сатанинская.

Слово за слово, кулаки на кулаки — грызня за великого поэта из узко-литературной перерастала в двунациональное явление. Дошло, конечно, до того, что страна раскололась на две партии: одна считала бороду Святозвонова русской до корней волос, вторая… впрочем, вторая партия теперь избегала прямой формулировки: чей же национальный символ запечатлен в бороде поэта, намекая лишь на что-то хищно-мефистофелевское. Свою правоту и те, и другие все чаще аргументировали кулаками. И только один человек в этом гаме и громе по-прежнему чувствовал себя непонятым, неприкаянно-чужим: сам обруганный и вознесенный поэт. Шумиха вокруг бороды надоела нему донельзя. Был только один способ прекратить это, и Святозвонов наконец решился. Он подошел к запыленному зеркалу, перед которым уже давно лежали наготове инструменты — и тишину комнаты, подчеркнутую заоконным ревом митингующих партий, нарушил давно уже не звучавший в ней стрекот.

Через полчаса все было готово. Святозвонов, словно с обновленной душой, вышел на балкон. Толпа, четко разделенная надвое, увидела идола и загудела. Как всегда, приветственный рев уже готов был перейти в рык междупартийной грызни, как вдруг недоумение сбило боевой пыл. Святозвонов лучисто улыбнулся и повел рукой по гладко выбритым щекам, как актер, под гром аплодисментов снимающий и отбрасывающий фальшивую бороду. Словно лишенные солнца растения, поникли и скрылись во тьме тел транспаранты. Толпа стала редеть, растекаясь по улицам и переулкам. Настал момент, когда площадь опустела, как поле отмененного боя, и брошенные транспаранты уже не попирались ни чьими ногами. Святозвонов еще был на балконе. Вдруг руки его машинально потянулись погладить бороду. Усмехнувшись этому, Святозвонов скрылся.

ПИСАТЕЛЬ БЕЗ ГОЛОВЫ

КОГДА ПОЯВИЛАСЬ его взахлеб разрекламированная первая книга (и на фотографиях автор был почему-то без головы), публика — то есть мы с вами — сочла это просто шуткой, подогревающей эпатаж. Был вообще бум на издательские фокусы: книги, начинающиеся с обеих сторон, или с середины, или совсем лишенные каких бы то ни было слов. Так что на этом балаганном фоне отсутствие у автора головы даже и не привлекало особого внимания. Тем более что срезана она была довольно аккуратно — никаких там сгустков запекшейся крови, ни даже намека на анатомическое пособие в разрезе, — пустое место.

Когда книга, выпущенная небольшим экспериментальным тиражом, быстро разошлась и заняла первое место в таблице бестселлеров, сместив на второе незабвенные “Репортажи из нужника”, издатели осмелели и стали выдавать в свет новые романы этого автора. Фотографии были те же: без головы. Появились первые интервью с ним в центровых журналах и газетах, первые телепроблески — пока только отражения от всепокорительного сияния новой звезды. Все ждали, когда же наконец появится телеинтервью с таким башковитым писателем. Но — всеобщее разочарование и вспышка еще более острого интереса — он отказался позировать перед камерой. Издатели, нагревшие руки, и без того сплошь унизанные бриллиантами, на его книгах, сообщались с автором только письменно, фотографии присылал он сам, становившийся уже человеком-легендой. Прошел и взволновал всех слух, что некто без головы явился в фотоателье и был снят в профиль и анфас, но, конечно, оказалось, что это всего лишь рекламный трюк для привлечения клиентов.

Очевидно, чтобы хоть как-то вознаградить озадаченную публику за свой каприз, писатель продолжал — впрочем, тоже заочно, письменно — давать интервью для газет и журналов, не забывая всякий раз приложить к заполненной анкете новую фотографию, соответственно жанру издания: в идеально облегающем смокинге (для ж-ла “Светские пакости”), в лыжном свитере с мощным отворотом (для ж-ла “Ничего, кроме спорта”), в белом бесформенно-восточном одеянии (для ж-ла “Вестник пустыни”) и даже во флотском бушлате нараспашку (для ж-ла “Матерый и матерный”). Публика шалела, да и только. Но любая тайна, как известно, в конце концов созревает до раскрытия…