Газета Завтра 24 (1176 2016)

Тема загробного бытия не обсуждается — согласно материалистической науке, оно невозможно, вместе с тем показательны "оговорки" у поэтов и писателей: "Да. В дальнюю область, в заоблачный плёс / Ушёл мой приятель и песню унёс". Атеист ничего и никуда не уносит — некуда ибо. Тут — иное! От сакрализации героической смерти поэзия постепенно перешла к её романтизации — явились образы "комиссаров в пыльных шлемах" и кавалергардов, чей "век недолог". На рубеже 1960— 1970-х годов в творчестве многих соцреалистов возникли подражания средневековой и ренессансной живописи. Молодые строители напоминали апостолов с фресок, а девушки-студентки — мадонн. Замечательны словесные обороты, никак не указывающие на тотальное безбожие советской парадигмы. В официальном лексиконе бытовало устойчивое сочетание — "храм науки", что подчёркивало отношение власти к этой наиважнейшей сфере. "Храмом музыки" мог именоваться концертный зал или какая-нибудь филармония. Это — место, где надо вести себя торжественно и чинно. Большевистская "запредельность", о которой говорил Бердяев, оказалась эклектичной — в ней было много и от язычества, и от христианства (причём культ истового труда — это узнаваемый протестантизм). Писался причудливый догматический узор, выраженный тезисом: "Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием…" Суеверие — нечто противное любой вере. Есть учение — всесильное, верное. Почему — верное? Даёт цельное миросозерцание. Бесспорно.

Нелишне сравнение с Третьим Рейхом, коему досужие фантазёры приписывают мистериальность, языческую символику и зловещую сверхъестественность. Безусловно, гитлеровская верхушка увлекалась мистикой, но в данном случае это было последним вздохом Серебряного века — тогда весь мир интересовался магией, поисками эликсиров, чаш и заклинаний. Все "оккультные общества", которые якобы привели нацизм к власти, процветали как раз в 1900-1910-х годах. Игры Генриха Гиммлера в рыцарские ордена, исповедующие при этом дохристианские культы, никак не влияли на социально-духовный климат Рейха. Общество нацистской Германии жило в сугубо реалистичном, "жующем" мире, где ценность явления оказывалась в прямой зависимости от его съедобности, а Гитлера они выбрали с голодухи, а не потому, что восстал дух Фридриха Великого и попросил их об этом. Все сферы бытия пронизывал торжествующий биологизм. Когда мы пытаемся рисовать войну как столкновение света и мглы, мы… льстим нацистам. То было противостояние романтиков-богоносцев, ошибочно полагающих себя безбожниками, — с хорошо скроенными биороботами, которым хотелось латифундий, ресурсов, еды и бесплатной рабочей силы. Поэтому победа советского мира — это ещё и триумф нашего идеалистического (по факту!) мышления над их физиологическими устремлениями.

Деконструкция советского мифотворчества начала происходить задолго до пресловутой Перестройки — ещё в конце 1960-х массовое сознание сосредоточилось на гастрономических ценностях — они оказались ближе и понятнее, чем райский Коммунизм с его ангельскими планетолётами. Люди хотели импортных джинсов, поп-музыки на ста пятидесяти каналах ТВ, жвачек с вкладышами, наклеек с Микки-Маусом и календарей с красотками. С таким настроем действительно не надобны горние выси. Крушение смыслов прекрасно выписано у Виктора Пелевина в "Дне бульдозериста" и "Омоне Ра". Обе вещи пронизаны злобным антисоветским пафосом, точнее, конечно же, анти-пафосом; а так как Пелевин — неимоверно талантлив, то и удар был нанесён с филигранной точностью. Руины сознания. Ржавые останки. Обшарпанные шлагбаумы, перекрывающие дорогу-бетонку в Никуда.

…Ностальгия по СССР вспыхнула году этак в 1995-м, когда все распробовали баббл-гам и даже поняли, что джинсы — это всего-навсего штаны. Но дело-то в другом. Мы вдруг отчётливо осознали, что загубленная советская страна — последняя сакрально-мистично-религиозная цивилизация посреди жрущего, потребляющего, помешанного на удовольствиях мира. Этакий Дон-Кихот. Отсюда и ностальгия. А не потому, что в СССР было самое лучшее в мире мороженое и бесплатные кружки авиамоделирования…

Илл. Юрий Ракша. «Разговор о будущем» (1979)

Задело!

Задело!

Анна Серафимова

правозащита Общество

У вагона поезда ожидаю сестру, которая отправляется в гости. Сторонник предусмотрительности и запаса — времени в том числе — сестра не идёт и не идёт, что меня начинает беспокоить. Вот она появляется. Несколько взволнованна: "У нас такое приключение! Чуть вообще поездка не сорвалась".

Собираясь в дорогу, сестра обнаружила, что нет хлеба. Послала сына, который отпросился с работы, чтобы проводить её на вокзал, в магазин — он через дорогу: одна нога здесь, другая там. Вдруг звонок: "Мам, меня милиция задержала, я у подъезда", — и связь оборвалась. Как оказалось, стражи порядка стали препятствовать разговору.