Газета Завтра 25 (1229 2017)

Куклы де Кирико нарочито лишены лица. Почему? Потому что лицо – это метафизически тонкая оболочка человека, именно здесь просвечивается душа, дает о себе знать второй план. Лишая человека привилегии иметь второй план, де Кирико стирает вместе с тем и лицо человека. Только видимое, сугубо видимое – вот живописный девиз де Кирико. От человека осталось только то, что является тем, чем оно является, то есть следы, одежда, контуры. Нутро исчезло. Все вывернуто, а там внутри ничего нет. Там открывается то же, что и извне. Не душа, не эмоция, но перегруженные вещами ящики. Человек и вещь не отличимы. Археологические раскопки де Кирико в поисках человека не увенчались успехом. Человек умер. Осталась загадка без загадывающего, мысль без мыслящего. Де Кирико визуализирует реквием по человеку, впадая при этом в восторг: «Патетическая и лирическая сила манекенов де Кирико, - говорит он о себе в третьем лице, - особенно сидящих манекенов, например, в «Археологах», в том, что они далеки от людей». Манекены – это не люди, это то, что далеко от людей и близко метафизическому миру. Превзойти человека, очистить мир от него, присвоив этому событию позитивный смысл, - в этом пафосе де Кирико является последователем идеи Ницше о смерти человека.

Де Кирико и Моранди

В 1948 году на Венецианской биеннале премию за метафизическую живопись получил Джорджо Моранди, выставка которого сейчас проходит в ГМИИ им. А.С. Пушкина. Де Кирико назвал произведение Моранди «великолепной фальшивкой» и два года спустя организовал «Антибиеннале», на котором выставил свои картины и показал всем, что Де Кирико – это не Моранди, а Моранди – это не де Кирико. Основоположником метафизической живописи считается де Кирико, а Моранди - лишь его младшим последователем. Оба художника действительно пересекались накануне 1920-х гг., оба обращены к предметам, однако возможно ли их объединить под общим титулом?

Моранди движется в противоположном направлении, нежели де Кирико. Де Кирико экстраверт. Он любит приемы и почет. Моранди занят собой. Он практически не выезжает за пределы родного города Болоньи и не стремится к успеху. Де Кирико пишет манифесты и общается с прессой. К концу жизни на вопрос журналиста: «Кто является крупнейшим художником ХХ века?», - он с уверенностью скажет: «Я». Моранди пишет лишь картины, и за всю жизнь дает всего несколько интервью. Де Кирико художественно плодовит. Ему хватает сил повторять произведения своей юности в «неометафизический», то есть поздний период своей творческой деятельности. Правда порой в подмастерье ему приходится брать русского повара Владимира, которому он доверяет закрашивать небо на своих полотнах.  Моранди пишет медленно. Количество написанных им полотен не так велико, если сопоставлять его с прожитыми годами жизни. Де Кирико, обессмысливая предметы, в конечном счете обессмысливает нашу оптику, привычный обжитый нами мир. Моранди ясно понимает разницу между материей и оптикой. В интервью 1958 года он говорит: «Я считаю, что нет ничего абстрактнее, ирреальнее, чем то, что мы видим. Нам известно: все, что мы, будучи людьми, можем увидеть в объективном мире, на самом деле существует не таким, как мы это видим и воспринимаем. Материя существует, безусловно, но она не имеет никакого собственного смысла, как тот, что мы приписываем ей. Мы можем только знать, что чашка – это чашка, а дерево – это дерево». Живопись Моранди – это поиск вот этого чудесного, невероятного в природном мире события приписывания смыслов. А главное того, что на шаг опережает эти смыслы, – принципиально невербализуемого ощущения полноты. В отличие от де Кирико, он не сталкивает предметы, а улаживает их. Не помещает нас в ситуацию абсурда, но возвращает нам гармонию. Его знаменитые пастельные композиции из сосудов просты, как весеннее утро, как то чувство, которое мы испытываем, глядя в окно. Это простота как абсолютная полнота, самодостаточность, не нуждающаяся во внешнем результате или оправдании. Это абсолютно данное настоящее, не знающее прошлого и будущего. Не бессмыслица, но простота как тотальность смысла – вот основной мотив живописи Моранди.

На первый взгляд парадоксально, но предметная живопись Моранди движется в сторону беспредметной живописи, то есть по направлению к простоте первичных форм. Моранди стремится к изображению предметов в их символическом исполнении. В предельном варианте Моранди должен был бы дойти до символической простоты креста или круга, которая вмещала бы в себя бесконечность всего универсума. Но Моранди застыл на стадии освобождения предметов от их утилитарного назначения. Он приглашает нас не к грандиозным переживаниям символического, но к тем камерным эмоциям, что нас посещают в моменты интимного, то есть наделяющего смыслом, отношения к миру.

: Empty data received from address

Empty data received from address [ http://old.zavtra.ru/content/view/apostrof-257/ ].

АпострофРоман Раскольников