После разговора с полковником я вышел на трассу на Арак. Издалека по пустыне пылила машина. До неё по этой трассе проехал десяток машин. Машина спокойно выползла на асфальт, внутри сидели трое. Они посмотрели на меня, я на них. И так же спокойно поехали в сторону штаба. Запутались в песчаных отсыпках, которые сирийцы нагребли бульдозером. Проехали КПП, уже на территории периметра по машине открыли шквальный огонь российские солдаты охранения. Оказалось, смертники везли тонну взрывчатки. Помню, как у меня по спине побежал холодный пот. Я помню глаза людей, сидевших внутри. Это действительно жутко, когда люди могут вот так запросто сесть втроём в машину и поехать взрывать себя. И наш полковник ничего не может с этим поделать. На следующий день он потеряет своего бойца — Андрея Тимошенкова. Очередная машина смертника всё-таки доедет до российской колонны. Оказывается, у козопасов в шлёпанцах есть вполне себе рабочие инструменты для борьбы с современной армией. Зато теперь я знаю, что война никогда не станет красивой, дистанционной, ведущейся из-за ноутбука. Война всё та же: грязная, страшная, пахнущая потом и развороченными кишками. Война всё так же льётся за воротник липким страхом. Войне всё равно, сколько миллиардов ты вложил в свою армию. Войне всё равно, сириец ты или русский. Она идёт! И разрыв у российского общества между реальностью этой войны и телевизионным миражом явственно зарастает. И Россия не может вот так, походя, стряхнуть с себя эту проблему, зарыв голову в песок, сделав армию "крайней" за все неудачи. Взять и просто вывести всех своих советников и добровольцев, как это было в Первую чеченскую. Проблема ведь в том, что исламисты никуда не уйдут и, завоевав Сирию, они двинут дальше — в Среднюю Азию, на Кавказ.
Поэтому пора перестраивать сегодняшнюю пропагандистскую машину этой войны. Сирийцы поначалу наступили на те же грабли. Им потребовалось несколько лет, чтобы перестать стесняться своих погибших, признать, что они ведут войну с сильным и опасным противником, начать работать с прессой.
Не в пример нашим, сирийцы демонстрируют отменный оптимизм, на грани пофигизма. Я их понимаю — когда в стране шестой год идёт кровопролитная война без перспектив окончания, остаётся только приспосабливаться, иначе слетишь с катушек, не только начнёшь журналистам угрожать.
Весна-лето — традиционно тяжёлые времена для сирийской армии. В июле 2014-го только что объявившийся ИГИЛ захватил и уничтожил газовые и нефтяные поля Шаера. С тех пор в Сирии дефицит бензина и электричества. В мае 2015-го асадовцы потеряли Пальмиру.
Здесь все уже поняли, что одними воздушными ударами боевиков не победить. Я часто бываю в алавитском треугольнике Латакия—Тартус—Хама. В маленьких деревнях. Поражает количество погибших. Сирийцы портреты своих погибших вешают на фасады домов, размещают на центральных площадях. В каждой маленькой деревне — их с десяток, а то и больше.
Сейчас, в начале июля, сирийское общество оправилось от шока неудачных боёв в провинции Ракка. В принципе, люди здесь привыкли не реагировать остро на ситуацию на фронте. Но сейчас в Сирии царит некоторая нервозность. От пришедшего понимания, что скоро год, как российская группировка находится в Сирии.
И все ждут, что будет дальше.
Ко мне часто подходят люди и спрашивают, правда ли, что русские их не бросят. Я стараюсь непринуждённо улыбаться и отвечаю, что это не в интересах Российского государства. И это правда! Игиловец, уничтоженный под Раккой, не появится под Казанью или Махачкалой. Это всё, что нужно знать о войне в Сирии.
На фото: бойцы сирийской армии во время наступления в апреле 2016 года
Руина во мгле
Руина во мгле
Алексей Белозерский
Украина Донбасс Война Минские соглашения Общество
рождение "Третьей силы"
Полагаю, можно с полной уверенностью сказать, что т.н. "Минские соглашения" окончательно приказали долго жить, а подконтрольная пока киевскому руководству территория стремительно превращается в "Руину" XXI века
Пространство, где закон и "справедливость" олицетворяют одетые в разномастную форму и увешанные разным оружием люди, закрывшие свои лица балаклавами, которые могут захватить Печерский суд Киева, покусившийся на их "батьку" Лихолита. И "генеральный прокурор" без юридического образования, зато с судимостью, для которого закон — даже не дышло, а использованный презерватив…
Все участники идущих на Руине процессов отчаянно спешат: Виктория Нуланд мотается, словно заведенная, между Киевом и Москвой, выражая тщетные надежды американской администрации добиться хоть каких-либо внятных результатов до окончания полномочий Обамы — причем раз за разом уровень её собеседников понижается, а результаты переговоров становятся всё менее внятными.