Да, было время. Подобно тому, как из плоских ноздреватых коровьих лепешек в погожий летний день слетали маленькие изумрудные мушки, так из Москвы и Ленинграда стали отлетать на Запад художники-диссиденты. Теперь мы наблюдаем бегство наполеоновской армии — назад, в Россию, унылое возвращение русских художников, ставших вдруг лишними и на Западе. Глезер у нас патриот, а Кудряшов, кажется, готовится стать патриотом. На подмосковной земле похоронили любимца певицы Мадонны Пурыгина, а по улице Вавилова уже носится чернобородый Сундуков с неподъемным, как надгробие, каталогом... Максим Кантор, рухнувший на головы москвичей со ступеней Капитолия, начал с ностальгической мечты, что к его экспозиции в Пушкинском музее "не зарастет народная тропа", и пойдут туда не сноб-искусствовед, не завистник-художник, а инженер и библиотекарь. Нет, не пошел. Как говорил солдат Сухов: "Умер Петруха, зарезал его Абдулла". Даже канторовское "Убийство коммерсанта" не стало долгожданной психологической компенсацией для библиотекаря и крестьянина, чьи дети питаются комбикормом (это не публицистика — это жизнь в русской глубинке).
Актер Михаил Козаков (его считали народным актером), наговорив всякой мерзости о будущих погромах и русских фашистах, уехал на постоянное место жительство в Израиль, а теперь как побитая собака вернулся в оплеванную им Россию.
Немец Базейлиц в разговорах с коллегами удивлялся, почему молодые "продвинутые" русские мыслители относятся с такой ненавистью к эмигрантам кабаковым, канторам, рабинам и другим “героям” с Большой Черкизовской и Малой Арнаутской. Немудрено. Как еще относиться к людям, чья творческая несостоятельность стала очевидна после того, как иссяк живительный дождь публикаций о них в западной прессе.
Впрочем, добровольный побег на дальний Запад (или Ближний Восток) — это самый наглядный пример бесплодности предательства. Гораздо более тонко и более страшно "сдают" здесь. И свои. Чего стоит ситуация, когда менторы отечественной художественной традиции, академики живописи, ваяния и зодчества единогласно присягают на верность Церетели. Ни один не возразил против его назначения. Все знают, что есть Церетели, и признать его главой Российской академии художеств означало "опустить" всех, начиная от Ильи Репина и заканчивая Александром Герасимовым (которого, ей-Богу, есть за что уважать). И все это происходит как-то само собой. Никто не виноват. Так получилось. Дело в том, что русской нации плевать на пенсионы, которые Церетели определил ивановым, петровым и сидоровым. Нация не видит роскошных мантий и шапочек, подаренных Зурабом господам академикам. Нация знает одно: теперь символ Российской академии художеств — смальтовая черепаха в Пицунде.
На одной богатой тусовке, устроенной австралийским миллионером, приехавшим в Москву, на моих глазах дважды Краснознаменный ордена Красной Звезды академический ансамбль песни и пляски Российской армии имени А. В. Александрова исполнял "Хава Нагилу". Дело было в разгар чеченской войны. У меня потемнело в глазах. Я не военный. Я не офицер. Но почему-то увидел капельмейстера вверх ногами...
Из разговоров с выпускниками студии имени Грекова я узнал, что большинство мэтров-баталистов, писавших патетические полотна на тему бессмертного подвига Красной Армии, нынче занялись иконописью. Хорошее дело — расписывать Храм Христа Спасителя, но что же с армией? Пусть подыхает? Пусть комиксами довольствуется?.. Ни одного грековца в Чечне не было. Ни один грековец не попытался творчески отозваться на "мочиловку" (т. е. войну) в центре Москвы в 1993 году (хотя все это они наблюдали непосредственно). Где картины, батальные сцены, осмысление пережитого? Ни черта нету. Почему? Потому что для того, чтобы картину написать, надо гореть любовью. К Родине в том числе. Дезертиры не могут творить (и иконы не получатся у тех, кто Бога не любит).
Я понимаю — деньги нужны. Но ведь не в деньгах причина "проседания". Причина в том, что большинство художников, актеров, писателей заняты собой исключительно и, кроме себя любимого, ничего вокруг не видят.
За эти годы мы же увидели все "неофициальное" и все "современное". Это — обыкновенная помойка. Искусство, в которое индивидуумы сбрасывают свои комплексы. А в лучшем случае — форма игры, попытка острить.
Видели все "традиционное" и "академическое" — сплошные эрзацы и поделки, неспособность видеть своими глазами окружающий мир.
Поймите, искусство принадлежит народу в веках. А то, что народу не принадлежит, — это не искусство, а дрянь.
Когда жизнь спокойна, как воды Рейна, художник может позволить себе закатывать истерики и дергаться в конвульсиях на глазах публики, или угрюмо пить водку в мастерской. Степенный буржуа платит художнику за его сумасшествие... Рачительный чиновник дает художнику мзду за бычью покорность.