Газета Завтра 28 (1180 2016)

Земное. Картина "Польского бала" переносит в тронный зал замка короля Сигизмунда. В глубине сцены — пирующая шляхта, паны и панны предвкушают скорую победу над Москвой. Пение хора сменяют танцы, призванные дать музыкальные характеристики поляков. И юные дарования Академии Вагановой на характеристики не поскупились. Торжественность и помпезность полонеза под хвастовство хора: "Мы — шляхта, и всех мы сильнее!" задали тон. Краковяк, Вальс и Мазурка сплелись, как узоры на ковре, в сюиту. Жизнерадостность и молодцеватость сменились салонностью, салонность — лихостью и блеском, за которым зарницей сверкнула пустая самонадеянность шляхты. Симметрия построения танцев завораживала, тщеславие и горделивость юных кавалеров и дам и вот это легкое дыхание — окрыляли. Да и могло ли быть иначе, если "Польский бал" вернула на сцену Мариинского театра Ирина Генслер. Характерная танцовщица Кировского (Мариинского) театра, цыганский танец которой в дуэте с Анатолием Сапоговым — одна из легенд театра и огненное полыхание в премьерном спектакле "Каменный цветок" Юрия Григоровича.

Мистическое. "Волшебные сады Наины", Картина третьего акта оперы "Руслан и Людмила" в хореографии Михаила Фокина. Аплодисментами встретила публика сценографию от Александра Головина и Константина Коровина, творцов-кудесников "пространственной иллюзорности". Архаика балетных пачек цвета пармской фиалки, декорированных гирляндами из роз, вносила флер романтической приподнятости. Последняя, как в сон, погрузила меня в поэзию Павловска сентябрьской поры, с прозрачным воздухом, окрашенным пурпуром и охрой. И юные грации то пронизывали воздух серебром паутин в стремительных pas de chat, то замирали в аттитюдах, обретая плоть и изыск мраморных изваяний…. И вот сейчас, когда я пишу эти строки, вдруг содрогнулась, припомнив варварство "Руслана и Людмилы", премьеры в честь открытия исторической сцены Большого театра (2011 год), с навороченным креативом: катаниями на роликах, банными зарисовками… где уж тут место волшебству садов?! И если верен тот факт, что Мариинский театр выкупил у Большого театра декорации и костюмы Федора Федоровского к опере "Хованщина", то это значит, "большая опера" окончательно "пропишется" на берегах Невы.

Однако, "болезнью" Петербурга останется — балет. Летучесть манер и неуловимость переживаний, что, как горячее молоко с мёдом при простуде, саднят и отогревают душу. И вводят в соблазн погрузиться в те дни, когда партер Мариинского театра не принимал "чужаков", кресла в партере переходили от отца к сыну, а звание "балетоман" наследовалось, как титул. Надо ли говорить, что "балетоманы" слыли публикой хотя и просвещенной, но крайне консервативной. Тогда-то, в 1903 году, братья Легат, Николай и Сергей, представили в Придворном театре Эрмитажа балет "Фея кукол" австрийского композитора Йозефа Байера и хореографа Йозефа Хассрейтера. Балет был немедленно перенесен на сцену Мариинского театра и стал "ледяной" сластью для "реакционера": решен был строго в рамках академического стиля, напрочь отвергая реформаторские течения, уже завладевавшие умами. Оригинальную версию балета братья Легат расширили вставками собственной хореографии на музыку Чайковского, Дриго, Рубинштейна, Лядова и представили, таким образом, на сцене Мариинского театра пантеон, храм всех вершинных достижений классического балета прошлого. Кроме того, добавленный братьями Легат на музыку Чайковского номер деревянных солдатиков в блистательном исполнении воспитанников училища младших классов положил начало моды на деревянных солдатиков. "Фея кукол" стала первым большим спектаклем в Мариинском театре и для Льва Бакста, 175-летие которого отмечает в этом году художественный мир. Художник был вдохновлен стилем конца1830-х — началом 1840-х годов и той коллекцией русских крестьянских кукол ручной работы, ярких и наивных, что была собрана Александром Бенуа. В декорациях — стилизации лавки Гостиного двора на Невском — и развернулось действие балета: куклы оживают и устраивают бал по случаю прощания с Феей кукол, купленной английским богачом и назавтра должной покинуть своих друзей и подруг. Хореография, полная бурлеска и притворной неловкости, прелести и целомудрия, сахарная пышность костюмов, локоны париков представили в итоге "настоящую картину мира, в котором многие из нас видят потерянный рай".