Газета Завтра 293 (28 1999)

“Привыкший кланяться бригадиру или мастеру в цехе, чтобы наряд “лучше закрыл”, лебезя перед теми, от кого зависит прибавка к зарплате, очередность на квартиру и в детский садик, добавка к пайке, продление отпуска на неделю, прирезка огорода на сотки, он, этот... трудяга, получил, наконец-то, возможность ораторствовать, материть власти, обличать “режим” да и просто пошуметь прилюдно”.

“Разгула вольности, дармового хлеба хочется.”

“В радость себе живут те люди, которые не боятся труда, надеются на свои руки, на свою голову, обрабатывают участки земли и приучают детей вместе с ними работать...”

“Работать, работать! Все блага в мире и богатство в богатых государствах созданы вечным неустанным трудом. Они там и пишут: “мы сделаем”, “мы вырастим”, “мы построим”. А у нас бездельники: “нам дайте”, “нам сделайте”, “нам постройте”.

И это о народе, который в муках построил все, что приватизировано пятью процентами нынешних хозяев жизни, ставших баснословно богатыми за какие-нибудь 2-3 года!

Писатель требовал от трижды во время “реформ” обобранного до нитки народа, чтобы он заново нарабатывал национальное богатство, свои сбережения, нормальные пенсии. И это в то время, когда миллионы безработных, то есть не имеющих возможностей найти работу, уже погружались в безнадежное отчаяние. Поистине, ни стыда, ни совести. И как тут не вспомнить слова Владимира Личутина: “Виктор Петрович, за что вы не любите русский народ?”

В той же “Литературке” обалдевший от визита президента писатель сочинил целую сказку рождественскую, как Ельцин в Овсянке “подарил ребятам компьютерный класс, дал наставление хорошо учиться”, как обещал пенсионерам, инвалидам и вдовам “бесплатный проезд на пригородном транспорте”, как Ельцин сетовал, “что человеку с чисто русской речью и народной музыке почти нет места на экране”, как “когда мы сидели возле библиотеки “Рябинку” запел: “Ой рябина кудрявая...” И народ наш деревенский, голосистый, подпевал ему...”

Вот такая “мыльная опера” вышла летом 1996 года из-под пера автора “Царь-рыбы”.

Но за это наш неудавшийся нобелевский лауреат получил от президента аж целых два миллиарда рублей на издание 15-томного (!) собрания своих сочинений.

У Алексея Толстого было десять томов. У Леонида Леонова восемь, у Шолохова — шесть, у крупнейших функционеров советской эпохи — Маркова, Чаковского, Симонова — меньше десяти... матерый человечище все-таки наш Виктор Петрович!

Но больше всего, я помню, меня потрясло то, что писатель в очередной раз требовал от народа, чтобы только работал и не смел “бегать по митингам”. “Оставьте это занятие политикам — они для того и существуют, чтобы за нас говорить, таким вот образом высвобождая нас и наше время для полезного труда”.

“Работай, быдло, не смей думать, не лезь в политику, не смей протестовать, когда тебя берут за горло”, — вот ведь что, в сущности, проповедовал слуга режима, даже не понимая того, что он говорит. Словно бы русские люди — это негры из Южной Африки во времена государства белых или колумбийские крестьяне, или несчастные курды, не имеющие своего отечества.

ПОСЛЕ ПОБЕДЫ ЕЛЬЦИНА общество все-таки за последние два-три года как-то протрезвело, люди поняли, что наломали дров по глупости своей да по доверчивости, на глазах умнеть начали.

Но с Виктором Петровичем происходит нечто обратное. То ли от предчувствия греха лжи, в который он впал, то ли это возрастное, но читаешь все, что он говорит в последние год-полтора, и другого слова, кроме как “деградация”, на ум не приходит.

“Великая Отечественная война не была обусловлена какой-то исторической неизбежностью. Это была схватка двух страшных авантюристов Гитлера и Сталина, которые настроили свои народы соответствующим образом... Ведь человечество, напуганное Первой мировой войной, и не собиралось воевать.”

(В. П. в своем маразме даже забыл, что Вторая мировая началась задолго до 22 июня 1941 года, человечество начало воевать двумя годами раньше.)