СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
Юрия Ивановича Селиверстова — русского художника и мыслителя — прошло всего 59 лет, и более девяти из них его нет с нами. Уже после его смерти была издана главная работа его жизни, книга "…Из русской думы" — итог многолетних исканий, раздумий о судьбе России, ее месте в истории человечества, ее вкладе в мировое духовное наследие. Книга эта, сложенная из портретов отечественных мыслителей, их писем, статей и высказываний, а также из кратких отзывов о них известных наших умов, при внешней простоте ее построения заключает в себе огромной силы интеллектуальный и нравственный заряд, так необходимый нам сегодня. Настоящие заметки — не только дань памяти Юрию Селиверстову, хотя, вспоминая о таких людях, мы сами становимся чище и лучше, но и отклик на вышедшую в псковском издательстве "Отчина" книгу Валентина Курбатова "Юрий Селиверстов: судьба мысли и мысль судьбы". Эта работа, богато иллюстрированная рисунками художника, написана его сверстником, товарищем и собеседником его последних лет, пришедшихся на переломные годы истории нашего отечества, и оттого при весьма своеобычном стиле изложения читается живо и с интересом: ее авторами на равных выступают и сам герой, и рассказчик о нем. Главное, из книги встает образ по-настоящему цельного и, в общем, счастливого человека, каким и был Юрий Иванович Селиверстов, проживший жизнь так, как исповедовал, как мыслил, что, согласитесь, не часто встретишь и среди людей, считающих себя духовными учителями.Щедро наделенный от природы талантами, сочетающими в себе аналитический дар теоретика, пытливость экспериментатора, способность ощущать и выражать красоту мира, Юрий Селиверстов умел не только самозабвенно трудиться, но также и самозабвенно любить, дружить, просто общаться с людьми. Для всего находил он время, тепло и приязнь: для семьи — жены и дочери, для близких, для друзей, просто для знакомых. Любое дело, даже обыденные мелочи, так часто угнетающие нас, выполнял он легко и с охотой. Вокруг него создавалось некое поле, притягивающее к себе неординарных, талантливых людей, и он с радостью впитывал все то новое, что они могли дать, и сам щедро делился своими открытиями и мыслями. Начиная со старейших своих современников — М.М.Бахтина и А.Ф.Лосева, общение с которыми не только укрепило в нем стремление всегда и везде искать ответы на главные вопросы жизни и искусства, но и научило не обращать внимания на суету материального мира, его друзьями (в самом прямом, интимном смысле этого слова) были композиторы Георгий Свиридов и Валерий Гаврилин, космонавт Виталий Севастьянов, многие выдающиеся музыканты и писатели нашего времени. В последнее десятилетие, после воцерковления и служения по мере сил Православной церкви (в 1976 году он сделал серию канонических рисунков для первого со времен революции издания Нового Завета), он сам превратился в того желанного собеседника, к речам которого прислушиваются, который не только многое знает и умеет, но и ведает нечто, другим недоступное.
Его постоянно занимала мысль о смерти, но не как страшная и безысходная в своей неизвестности тайна, а как завершение правильно прожитой жизни. Он любил повторять русские пословицы на эту тему: "кто жить не умел, того умирать не научишь", "умирает не старый, а поспелый". Валентин Курбатов вспоминает, что в последних разговорах с ним они часто возвращались мыслью к ранним смертям — Рубцова, Вампилова, Шукшина, всякий раз сходясь на одном: душа их "поспела", жизнь свершилась, сделанное ими прочно и полно. Такой настрой мысли не угнетал его, а лишь заставлял убыстрять темп своей работы и жизни и, как ни странно, был причиной особой остроты ощущения им радости и счастья от каждого прожитого дня. Вот запись, приведенная в книге Курбатова, которую за полтора года до смерти Юрий Селиверстов сделал в записной книжке: "Сократ на суде произнес последние слова: но уже пора идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а что из этого лучше, никому неведомо, кроме Бога…А Сократ — это русские стократ…Мы более чем эсхатологичны. Судьба мира просматривается в судьбе России. Раскол, разлом, распыл России — конец мира, а самим русским наплевать. Нет, пожалуй, даже лучше умереть, не понимая, что с их концом придет конец миру, что их русская "Косая" с косой — и есть хранительница мира."