Газета Завтра 301 (36 1999)

Наконец, следуя философу и архитектору Константину Пчельникову, заявим: в следующем веке на первые роли выйдут транспланетарные сухопутные коммуникации, которые окончательно заменят ненадежные и медлительные, эфемерные морские пути. Всеобщая коммуникационная сеть кардинальным образом изменит баланс сил на планете. Главенствующее место отойдет России, поскольку благодаря расположению на материке, рельефу местности, уже существующим транспортным путям и надежно поддерживаемому порядку, именно через Россию станут проходить все основные мировые коммуникации, которые мы, естественно, не преминем контролировать. Будущее Транссиба — это трасса Лиссабон—Токио; а через ось Париж—Москва—Берингоград—Нью-Йорк проляжет основная магистраль человечества, "становой хребет" двух полушарий, к которому будут цепляться подвески меридианных путепроводов: в Африку, Индию, Индостан, Австралию, Южную Америку. Москве же суждена участь стать столицей Евразии. Таким образом, и в коммуникационном плане Россию ждет будущее мирового геополитического гегемона.

МЫШЛЕНИЕ ВЕЛИКИХ ДЕЛ

РУССКОСТЬ — ЭТО ВЫХОД за пределы. Как русское пространство вырывается из-под притяжения Земли, точно так и русское мышление — избыточное, неудержимое, трансцендентное. Русская идея, русская логика, русский менталитет давно преодолели препоны диалектических законов греческих площадных споров. Оригинальность, парадоксальность, асимметричность — вот непременные ингредиенты нашего мышления. Западный мир лишь механически снабжает мир заученными с детства ярлыками; Восток не в силах закрепостить реальность, ускользающую сквозь сито иероглифической образности. Русское же осознание само рождает новое, доселе не виданное мироздание, расцвечивая неповторимым смешением красок русской речи и мысли затаенные пласты бытия.

Мышлению нашему тесны границы, отведенные русскому языку, и оно яростным потоком изливается в мир, затопляя его энергетикой гениальности, расторопности, сметливости. Русский язык специализируется на тонких, почти неуловимых материях: терзаниях и боли души, долге и предназначении, необходимости любить и нести свой крест, фарте и авоси, фатализме русской рулетки, дерзких спорах со всем миром один на один. Через сто лет говорить о божественном Провидении планета будет по-русски, оставляя низменные страсти для английского, военные команды для немецкого и крики о помощи для китайского.

Мы не тратимся на напрасные вещи, поэтому нас до сих пор хватает на метафизику, молитвы, жертвенность и любовь. Мы бушующим генофондом своим, расселенном на невообразимом пространстве русского космоса, используя принадлежащие нам по праву недра, язык и озарения, расходуем мировую энергию, сквозь нас протекающую, не на глупенькие вещицы, без которых можно равно достойно жить и умирать, но — на глобальное преобразование данного нам мира, на подвиг общего дела, на раскручивание космического колеса, на мировые войны или революции, на строительство Рая на земле.

Это достойные русских свершения. Пусть созданием отапливаемых унитазов и самоотстегивающихся пуговиц занимаются другие — большинство народов мира давно исчерпали свои великие дела, и теперь их внимание обращается на собственные заплывшие в жире телеса, приводя их к самокопанию и копанию в своих садиках. Нам же для прожитья нужен минимум средств и усилий. Этого достаточно, потому что у нас и так все есть. Все вокруг — наше! А оставшуюся массу неизрасходованной энергии мы тратим на фантастические замыслы, бредовые проекты, военные планы, возделывание первозданной земли. В великих делах — смысл существования нации. Мы легко могли бы справиться с ролью маленького народца и строить исключительно автомобили и стоянки для них. Но к чему скатываться в штопор подобного регресса? У нас еще осталось много таких дел, на которые можно сообща тратить силу и дух миллионов. Нас по-прежнему, как и четыреста лет назад, ждет покорение Сибири. Как замечательно, что еще столько нам предстоит сделать!

Вообще, у нашего этноса есть лишь одна угроза — за дерзостные богоподобные планы, словно Атлантиде, быть пораженным небесами. Что же, лучше умереть от божьей зависти, чем превратиться в отбросы истории, в третий мир. И правда, разве мыслимо основать Рай на земле? Но мы из века в век строим наш Новый Иерусалим, наш Город-Сад, и постепенно в куполах его башен и в орнаментах площадей все отчетливее проступают штрихи не воплощенных нигде больше чудесных божественных замыслов.