— Трусов не видел. Ни среди солдат, ни среди офицеров. Спас "чехов" Лебедь. По гроб они этой б…ди обязаны. Никто бы не ушел! Всех бы здесь положили! Чтобы потом наши дети этой мрази не знали. Чтобы у России больше голова не болела. Эх! Да только кто нас слушал…
Капитан зло отшвырнул окурок далеко в сторону "чехов". Те тут же поймали этот жест и вызывающе, надменно выпрямились. Только капитан этого уже не видел. Презрительно отвернувшись, он, не торопясь, вразвалочку зашагал вдоль дороги к блиндажу.
— Эх, было времечко! Какие мы с Шамановым и Трошевым дела делали. Вот золото мужики. Ничего не боялись. Настоящие генералы! С такими хоть к черту в пекло. Взяли бы без потерь и флаг водрузили. Лучшее время было, когда здесь Шаманов, Трошев и Квашнин кировали. Тогда жили спокойно. А у "чехов" земля под ногами горела. Давили их, как тараканов. Наших бы генералов в Москву, в Генштаб, в министерство, тогда бы не сидели сегодня в этом дерьме по уши. Юрченко, что там со связью?
— Та нема, командир, — откликается откуда-то из угла прапорщик-связист.
— Ну-ну, — безразлично тянет ротный. — Вот ведь анекдот — бригада уходит последней. Полторы тысячи штыков. А полк связи уже две недели как вышел. И все! На всю нашу банду две "радийки" — "шестьдесят шестых" — автомобилей радиосвязи. Больше никакой связи — как хочешь, так и выживай.
Похоже, полуобреченное состояние ротного нисколько не печалило.
…Я часто потом вспоминал этот разговор. Одинокий капитан в брошенном, оставленном Грозном, окруженный боевиками нес в себе такой заряд правды и государственной мудрости, который обжигал своей искренностью и бескомпромиссностью.
Что заставляло их воевать, идти на смерть, принимать муки, когда вокруг безумная Россия воровала, спускала состояния, спекулировала, дралась, пила и, казалось, напрочь забыла о какой-то там войне? Что заставляло русских офицеров и солдат брать чеченские твердыни, голодать, мерзнуть — и это под улюлюканье НТВ и "Московского комсомольца", "Известий" и РТР? И только потом ко мне пришло понимание того, что та война, со всей ее неразберихой, предательством, нищетой и глупостью, для них все равно была войной ЗА РОССИЮ! Это была их форма сопротивления, их вклад в борьбу за единство и целостность государства. И тогда мне открылась еще одна истина. Я вдруг понял, что армия не проиграла чеченскую войну. Нет! Она честно дралась и, несмотря ни на что, побеждала все два года той войны. Но она не смогла ее выиграть с этой властью, с этим "царем", с этими банкирами и царедворцами — с Березовским, Гусинским, Рыбкиным, Лебедем. Армию предали и продали именно потому, что слишком явно и опасно в ней проявились желание и воля воевать и побеждать ЗА РОССИЮ! Слишком опасными показались Березовскому и Гусинскому тридцать тысяч сколоченных в полки и дивизии патриотов.
…Я помню, как ближе к ночи мы с офицерами того блокпоста стали готовиться ко сну. Как привычно они обтерли от сырой патины оружие в пирамиде. Развесили на дужках кроватей разгрузники — так, чтобы удобнее в темноте было быстро облачаться. В койки укладывались, не раздеваясь. Прошла информация, что ночью ожидается нападение "чехов".
И перед тем, как погасить свет, ротный долго и аккуратно укладывал в штабной ящик новенькую карту Грозного.
— Чего ты с ней так? — удивился я. — Все равно скоро сдавать.
— Посмотрим, — задумчиво протянул ротный. — Я лично ее сдавать не собираюсь, чтоб потом по туристской схеме не воевать...
Тогда это пророчество капитана казалось абсолютно несбыточным. Мы уходили из Чечни. И настроение было самое что ни на есть паскудное. Казалось, уже ничто и никогда нас не заставит сюда вернуться. Но тогда я, одинокий фронтовой журналист, не понял то, что происходило в душе армейского капитана. Я не понял, что, выполняя постылые лебедевские приказы и подчиняясь дисциплине, офицеры и солдаты уносили в своих сердцах жажду мести, реванша за позор и унижение их Родины, их России.
Да, русские полки ушли из Чечни. И они унесли в своих сердцах горечь измен, бессмысленных потерь, тупых перемирий и предательств, но на алых своих боевых знаменах они видели отсветы штурмовых стягов, поднятых над дворцом Дудаева, над Гудермесом, Аргуном, Дарго, Самашками, Бамутом, Ведено. Они унесли с собой из Чечни правду этой войны. Память о страданиях своих братьев под чеченским игом, угрюмую жажду реванша и осознанную готовность вернуться и доделать незаконченное теперь.
А значит, война была не закончена. Мы должны были вернуться!
И мы вернулись!