Газета Завтра 31 (1235 2017)

Лев Данилкин в недавно вышедшей интересной книге "Ленин" пишет, что известные американские журналисты Джон Рид и Альберт Вильямс, работавшие тогда от своих газет в России, рассказали большевикам, что "предложение одного знакомого им коммерсанта заплатить миллион за убийство Ленина спровоцировало в буржуазной среде едва ли не аукцион: каждый готов был заплатить больше, чем предыдущий". И автор добавляет: "Это не мудрено: уже в декабре 1917 года Ленин рекомендовал отправлять миллионеров-саботажников (всех этих Ходорковских того времени. — В.Б.) на принудительные работы". А уж после закрытия Учредительного собрания (аналог наших дней — Указ Ельцина о разгоне Верховного Совета. — В.Б.) "начинается настоящая охота на Ленина". А ведь он часто выступал на митингах, которые контролировать невозможно. 350 выступлений! Это было крайне опасно. Но, пишет Данилкин, "он умел сказать что-то такое, после чего террористы в последний момент опускали оружие". Случалось и так, что они сами являлись с повинной. В их числе был, например, Герман Ушаков, передумавший бросать бомбу и тем спасший Ленину жизнь. Хотя раньше он принимал участие в обстреле автомобиля Ленина. Но автомобиль, в котором ничего не видно, — это одно, а живой человек с проникновенной речью на устах — это совсем другое. Тогда от трёх пуль Ленина заслонил швейцарский друг Фриц Платтен. Это было 1 января 1918 года в Петрограде.

А 10 марта того же года, когда правительство переезжало из Петрограда в Москву, на платформе станции Цветочная поджидала Ленина с револьвером в кармане эсерка Коноплева, но мадам не повезло: правительство грузилось не на этой платформе.

Не на всех, конечно, действовали речи Ленина. 30 августа 1918 года во время митинга на заводе Михельсона его выступление ничуть не тронуло, а, вероятно, подействовало в обратную сторону на молодую эсерку Фанни Каплан. Когда Ленин вышел с завода и около своей машины продолжал разговор с группой рабочих и работниц, Каплан с двух-трёх шагов выстрелила в него. Ленин упал лицом вниз. Покушавшуюся тут же схватили. Она заявила, что стреляла по собственному убеждению, сообщников у неё нет. Раненого повезли в Кремль. Странное дело: с пулей в плече, с другой — в шее, он, однако, сам поднялся на довольно высокий третий этаж своей квартиры. Ещё более странно, что врачи явились только вечером. А ведь эти пули на немало лет сократили жизнь Ленина…

В январе 1919 года на Рождество Ленин поехал в Сокольники в детскую Лесную школу, где тогда отдыхала Н.К. Крупская, чтобы устроить там детям елку с вручением подарков. Когда уже затемно подъезжали к Трём вокзалам, на углу Орликова переулка и Каланчёвской перед машиной вдруг возникла группа вооружённых людей. Ленин всего четыре месяца как перенёс покушение Каплан, у него в теле две её пули, однако вместо того, чтобы, обретя такой опыт, рвануть и уйти от странных людей, он просит шофёра Степана Казимировича Гиля, в прошлом личного шофёра императрицы Александры Фёдоровны, остановить машину и узнать у этих странных людей, что им надо. А это была банда знаменитого московского налётчика Яшки Кошелька (Кузнецова). С маузером в руке он подошёл к остановившейся машине, заставил всех выйти, обыскал Ленина, отобрал у него документы, браунинг, бандиты сели в машину и уехали. У них было срочное неотложное дело: спешили ограбить какой-то магазин на Лубянке. В машине Кошелёк посмотрел документы и, узнав, кого ограбил, приказал вернуться неизвестно с какой целью: то ли отнять и жизнь, то ли принести извинения и возвратить машину. Скорее всего, первое: на совести этого жестокого бандюги было уже множество убийств, особенно чекистов и милиционеров. Приехали. А Ленина уже не было. С большим трудом — его не пускали: документов-то нет — из ближайшего райсовета он вызвал другую машину и успел на рождественский праздник к детям. Как бы то ни было, жизнь Ленина висела на волоске…

А против Сталина были заговоры, но до покушений дело всё-таки не доходило. Когда в мае 1937 года, предвидя неизбежный арест, застрелился Ян Гамарник, недавний начальник Политуправления армии и первый заместитель наркома обороны, говорят, Сталин сказал: "Какой трус! Он же мог прийти ко мне, застрелить меня, а уж потом себя".