Газета Завтра 33 (1237 2017)

Будем честными: полной объективной картины деградации вооружённых сил САР у нас на тот момент не имелось, это следует признать. Поэтому, когда наш военный контингент прибыл в Сирию, наше военное командование было, конечно, чрезвычайно удивлено увиденным. В итоге, даже если кто-то из нашего руководства и мечтал о блицкриге в Сирии, очень скоро стало понятно, что этот блицкриг невозможен. Для этого нужно было входить туда года на полтора-два раньше. Время было упущено. Мы оказались в очень непростой ситуации: превратились в участников почти проигранной войны, причём на стороне тех, кто терпел военное поражение. Cтало ясно, что ситуацию надо исправлять. На карту был поставлен не только наш престиж как военной державы, но и наши стратегические интересы на Ближнем Востоке. Плюс впереди маячила перспектива стать следующей целью джихадистского вторжения.

Весь мир тогда наблюдал за нашими действиями, и очень многие жаждали нашего поражения, остановки России после победного марша предыдущих двух лет. Поэтому задачей №1 стало восстановление боеспособности сирийской армии. Формирование из её осколков полноценных армейских подразделений, их доукомплектование техникой, вооружением, людьми. Второй задачей стало восстановление нормального боевого управления — следовало добиться от проасадовских вооружённых формирований действий по единому плану. Надо сказать, тут мы сразу столкнулись с противодействием самих сирийских военных. За предыдущие три года очень многие сирийские генералы и полковники превратились в типично арабских феодалов со всеми вытекающими из этого последствиями. Каждый получал своё финансирование. Каждый сам добывал себе технику, вооружение, боеприпасы, провизию и т. д. Всё это приводило к тому, что никто из этих офицеров не горел желанием воевать по единому спущенному сверху плану и подчиняться. Более того, мало кто горел желанием помогать своим же сослуживцам, чтобы они, не дай Аллах, не поднялись выше по иерархической лестнице. Некоторые вообще вступили в сепаратные переговоры с исламистами, мечтая выгодно «продать» свою лояльность в обмен на высокое место в победившей исламистской администрации. Сирийское командование, включая ближайшее окружение Асада, совершенно не желало принимать наших военных советников как равных себе.

Поначалу мы игнорировали это, надеясь, что массированная российская военно-техническая помощь компенсирует указанные недостатки ВС САР и оздоровит сирийское командование. Под нашим руководством было организовано успешное наступление на Пальмиру. Но тут же осложнилась обстановка на других направлениях. Началась кошачья игра — бег за своим хвостом. В одном месте сирийцы при  нашей поддержке наступали, в другом боевики тут же отбивали занятые перед этим районы. Стало очевидно, что действия внешне не связанных между собой группировок исламистовна самом деле координируются из единого центра, и противник успешно пытается компенсировать техническую отсталость многократными превосходством в численности и религиозным фанатизмом. Неудачи быстро дали понять, что без масштабной реорганизации армии Асада, без решения проблем управляемости этой армии не обойтись. На первом этапе сирийцы откровенно стремились использовать нас как некую силу, которой можно управлять в своих интересах. Весна-лето 2016 года прошли в напряжённом выяснении отношений. Дамаск, играя на противоречиях между нами, иранцами и другими интересантами, среди которых, были и китайцы, активно пытался сохранить за собой роль «рулевого». Но к началу лета 2016 года, потерпев несколько болезненных поражений и даже начав отступать на ряде участков фронта, Дамаск стал более сговорчивым. Ситуация начала меняться. Началась активная работа по восстановлению боеспособности сирийских войск. Российские советники на полигонах обучали сирийцев, комплектовали батальонные группы. За лето-осень нам удалось сформировать более-менее боеспособные батальонные группы и начать формирование из них бригад.