Так, может быть, господину Громову стоит просто защитить своего производителя и поставить экономический барьер перед северокавказской водочной экспансией? Тогда, глядишь, и бюджет наполнится, и солдаты наши в Чечне живее будут…
Владислав ШУРЫГИН
Юрий Панченко ЦВЕТЫ ПОД АСФАЛЬТОМ (Культура в провинции)
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН
успел написать о вятском поэте Ермиле Кострове, в нищете погибающем от ненужности на своей родной земле. Этот исторический факт заставляет обратиться в сторону размышлений тяжелых. Не творится ли и нынче подобное с творцами нашей культуры: актерами, писателями, художниками, музыкантами, народными мастерами? Не только на вятской земле, но и по всей России, не исключая ни провинции, ни столиц? Впрочем, культура сегодня далеко не одна на всех, она еще отчетливее, чем в советские времена, делится натрое: на культуру бытовую, официальную и естественную.Культура бытовая постоянно находится вокруг нас. Пройдите по улицам, посмотрите на прохожих, прислушайтесь к их разговорам. Темы бесед чисто бытовые. В основном о покупках-продажах, чего муж сказал по поводу обмена квартиры и чего "а я ему говорю". Часто беседа идет на вульгарном языке нецензурщины — что между семнадцатилетними, что между пенсионерами. И каково же несочетание (все-таки несочетание) красивого лица юной девушки и мата, вылетающего из ее сочных губ?!
Ельцинистское разорение России озлило, расслоило само общество, раздвинуло его и по признакам внешним на отдельные части, подобно Африке и Европе. Бытовая одежда людей уже дает возможность с первого взгляда определять социальное место ее носителя. Вот идет прохожий в костюме, в пальто из тканей и по моде шестидесятых годов. Понятно, человеку не на что покупать новую одежду, донашивается вынутое из кладовки. Для таких людей в хлебных магазинах и висят объявления: "Булки пополам не режем!". А они просят резать — на всю булку денег не хватает.
Часто встречаются люди в турецких кожаных куртках, греческих и китайских кожаных пальто, новых дубленках, шубах. Это спецодежда "челноков", президентов фирм, читающих Маринину и не знающих Льва Толстого и по портрету — не то что по томам "Войны и мира". Они покупают и дорогие продукты, и заграничную бытовую технику, капризно ругая российскую. Иногда раскошеливаются и на картины: какой-нибудь изогнутый дракон или тигр на фоне фанз. Штампованные иллюстрации, конечно, не подлинники. Чужеродные по содержанию, но определяющие сословие на этажерке социального расслоения.
Ходят по улицам живые копии американских "деловых людей", надоевших по голливудским фильмам: дорогое черное длинное пальто, в любой холод без головного убора, обязательно белая рубашка, галстук, крупный значок с обозначением фирмы, настырность в шаге и жесткость в глазах. Даже беспощадность. Лицо, не наполненное интеллектуальной работой,— размыслительность для завлечения народа в очередное строительство финансовой пирамиды не нужна.
Которую зиму подряд в самом центре города сидит и в крепкий мороз без шапки на седой голове старик. По возрасту ему за семьдесят. Какая беда выгнала на улицу? Страшно. Не дай судьба, думаешь, самому на его месте оказаться. У дверей магазинов на центральных улицах — здесь покупателей больше — просят на хлеб старушки. В магазинах — тут теплее — подходят и просят на пропитание дети. Как одет этот слой людей? В старое, где-то (на свалках, из четвертых рук?) подобранное рубище — спецодежду крайней нищеты победившего ельцинизма.
Вот шуба тысяч за много. Костюм за тысяч несколько. Поверх блестящий автомобиль, за ним сразу несколько автомобилей. Впереди и позади милицейские с мигалками, и регулировщики на всех перекрестках по пути следования останавливают перед кортежем людей. Так выглядит в провинции только "радетель народа", губернатор. Какие булки ему режут и живет в условиях он каких — запрещено узнавать, государственный секрет. Зато не запрещено слышать, как в очередной речи он Шаляпина называет Сергеем Ивановичем, а после криков из зала решает: — "Что? Федор Иванович? Ну, пусть будет Федор Иванович". Да, как говорится, и на том спасибо — дозволил Шаляпину...
Вот еще пример из бытовой культуры как способа репрессии, унижения и наказания. "Он — директор завода, а я, начальник участка, пришел к нему в кабинет в джинсах. Он долго орал на меня, как я посмел прийти в джинсах, выгнал из кабинета и дела не решил".