Газета Завтра 343 (26 2000)

Случилось так, что сосед моего знакомого по номеру укатил в Москву, и его обедом, благодаря предусмотрительно оставленной карточке отдыхающего, тот предложил воспользоваться мне. Не успели мы расположиться за столом, как сидящий напротив нас человечек поинтересовался, что мы об этом обо всем думаем. Мой знакомый, конечно, повторил все услышанные по НТВ рассуждения о свободе слова и журналистской солидарности, о том, что арест Гусинского является попыткой Путина свести счеты за критику. В конце своей короткой и энергичной речи он подчеркнул, что предлог для ареста явно надуман, и свободе других олигархов, дружащих с Кремлем, пока ничто не угрожает.

На что человечек вздохнул, вытер губы бумажной салфеткой и произнес приблизительно следующее.

— Я — маленький человек. Работаю в министерстве больше двадцати лет. А до этого еще пятнадцать работал на производстве. Так что видел всякое, и могу сравнивать тенденции. На жизнь мне жаловаться грех — родственники в провинции живут гораздо хуже моего, и я им всем по мере сил помогаю. Так вот, свободой и суверенитетом мы наелись все, сверху донизу. Но что-то менять очень боимся. Все-таки наши доходы с зарплатой советских времен не сравнить. А с другой стороны, все эти чистки, реорганизации, сокращения штатов. Понимаете, все эти деятели говорят, что они борются с бюрократией. А я скажу — не надо с нами больше бороться. При Брежневе боролись с бюрократией, при Горбачеве боролись, при Ельцине тоже боролись. Знаете, плохому танцору все мешает. И вместо того, чтобы управленческий аппарат правильно использовать, они с ним, видите ли, борются. А толку от этой борьбы, конечно, чуть. Просто вместо государственных задач нам всем приходится решать задачи личные. Но ведь мы же — не проститутки. У нас все корни здесь, и дети наши не уедут за рубеж учиться и жить. Я, конечно, работаю сегодня за деньги и только за деньги. Но ведь это неправильно. Я ведь тех, кто мне эти деньги дает — а в конечном счете того же Гусинского вашего — ненавижу просто. Мне все равно, за что его посадили и когда выпустят, но это ведь он и такие, как он, разрушили государство. Квартира, дача под Москвой — вот и все, что осталось у меня от моей страны, получается. А ведь все его газеты, все его журналы, все это НТВ и "Эхо Москвы" делают из меня жвачное животное — без национальности, без гражданства, без веры. Конечно, выпустят его. А не надо бы. Но мы ничего не решаем. Вот что грустно.

И эта новорусская реинкарнация чиновника Мармеладова, тоже описанного Достоевским, медленно вышла из-за стола.

— Похоже, новую Россию ждут новые потрясения?— спросил я у знакомого, слывущего поклонником Столыпина.

— Как знать, как знать,— задумчиво ответил он.

Олег ЩУКИН

Андрей Фефелов СВЯЩЕННИК

У врат храма в самом центре Москвы я говорил с его настоятелем, отцом А. Когда я обрисовал круг вопросов, которые меня интересуют, батюшка задумался и просил подождать его немного у скамейки, построенной вокруг ствола большой липы. Вскоре он вернулся, держа в руках какие-то вырезки из газет и копии неких документов.

— Говорить-то не о чем. В том смысле, что все ясно. Я пастве запретил смотреть НТВ еще задолго до показа фильма, возводящего хулу на Господа нашего. Но тогда после показа мерзкой этой ленты всем православным был брошен вызов. Ведь несмотря на все увещевания, обращения самого Патриарха, НТВ настояло на своем. Тут уж, конечно, во многих приходах пастыри стали напрямую обращаться к прихожанам с просьбой воздержатся от просмотра этого бесовского телеканала. Но ведь все ясно было и до этого случая. Что делало НТВ, что делал ваш страдалец Гусинский на протяжении многих лет? Развращал народ…