Более того, параллельно с изложением идеологических позиций, недвусмысленно, но и неперсонифицированно обозначалась картина трагических разруше- ний и утрат последнего десятилетия — то есть эпохи ельцинских "реформ". Мы услышали и о том, что никакой федерации в стране нет, а есть децентрализованное управление. Мы услышали о том, что нация вымирает, что ежегодно 750 тысяч наших сограждан уходят со сцены жизни. Услышали жуткий прогноз: в ближайшие пятнадцать лет мы потеряем десятки миллионов людей, и увидели на трибуне человека, который сознает, что стоит во главе умирающей нации… Словом, могу побожиться, что в послании слышны были интонации со страниц наших газет, звучавшие все это смутное десятилетие. Иные строки послания прямо ложатся, так сказать, в программу национально-освободительной борьбы, в которую включаются патриоты.
Вторая часть в этом послании должна бы содержать рецептурные положения: каков выход, что делать.
Не первый раз предводители в нашей стране рисуют тягчайшие картины, но тут же формулируются и завтрашние, и стратегические задачи, объединяющие нацию. Сталин в свое время сказал партии и стране, что мы отстаем на 50-100 лет от мировых держав, и либо мы преодолеем этот разрыв за десять лет, либо нас сомнут. Точно такой же вопрос напрашивался в середине послания Путина. Но он его ни риторически, ни прагматически не сформулировал. Он перешел к пропаганде текущей либеральной реформы, которая, так сказать, набирает обороты. Из его слов следовало, что мы сейчас получим еще один отряд новых реформаторов, которые с еще большей безоглядностью на реальную жизнь начнут проводить макроэкономическую политику в экономике, и Путин их как бы благословляет на это.
Есть еще третий сегмент послания. Это отношение к нашим, так сказать, свободам. И прежде всего к свободе слова. Похвально, что президент легко переступил через плоские толкования экранных оракулов и попытался углубиться в сложный лабиринт демократических построений. И неизбежно пришел к выводу: цензором и дирижером в СМИ может быть не только приставленный властью чиновник, но и "спонсирующий денежный мешок". Да, это так. Это мы проходили, это мы читали в ленинской работе почти столетней давности — "Партийная организация и партийная литература". Я аплодирую этому пассажу. Вместе с тем, автор послания не смог прийти к конструктивному заключению, которое позволило бы увидеть перспективу освобождения слова от несвобод… Так бы я оценил послание.
А.П. Согласен. Послание состоит как бы из двух взаимоисключающих компонентов. Они не стыкуются. Философия национальной катастрофы, философия национального спасения требуют организа- ционных мер, потому что когда тонет броненосец, горят и взрываются пороховые склады, и матросы в крови, разорванные лежат на палубе, нет смысла заниматься покраской палубы или перебиранием в кубриках солонины. Национальная катастрофа, которую послание обозначает, требовала бы радикальных мобилизационных мер, как во время любой войны; тотальной мобилизации, которую можно было бы провести под лозунгом: "Народ, вождь, нация — едины!" "Народ, отдай все последнее!" Но народ уже все последнее отдал, у народа ничего нет. И Путин хочет спасать страну, увеличивая долю экономических свобод тому клану, тому строю, которые привели нас к этой экономической катастрофе. Здесь фундаментальное противоречие! Теперь хочу коснуться момента, который прекрасно был тобой интерпретирован в анализе послания, и который уже спроецировался в общественное сознание.