В многолетней борьбе с режимом, посылающим на дно атомоходы, новый раунд борьбы начинается именно с этого — с объединения сил. Он всегда, в большей или меньшей степени, как мы помним, заканчивался успехом. Хотя затем перед решающим действом — перед выборами — всегда объявлялись раскольники: от Руцкого до Тулеева. Этот раскол происходил на почве того, что кто-то из потенциальных раскольников (Тулеев наиболее ярко и памятно) начинал говорить о необходимости сотрудничества с властью. Создавался образ этакого "честного парня", который "устал митинговать" и хочет своими мозолистыми руками творить конкретные блага для страны. Мотив очень симпатичный. В правительстве Примакова он нашел свое воплощение в лице маслюковцев. Теперь, после трагедии в Баренцевом море, можно с уверенностью сказать, что тот неозастой был великим благом для страны. Уже тогда из него можно было стартовать в новую мобилизационную экономику и, возможно, предотвратить не одну катастрофу. Но тогда был Ельцин, с которым у оппозиции были кровные счеты — один процесс импичмента явствовал о том, что никакое широкое сотрудничество было невозможно.
Теперь, с Путиным, полная несовместимость нам не грозит,— говорит или, по крайней мере, подразумевает Зюганов. И в упреждение возможного раскола оппозиции на "непримиримую" и "системную" выдвигает тезис о необходимости "консолидации всех патриотических сил страны, включая патриотически настроенную часть исполнительной власти".
В этом заключается коренное отличие нового политического сознания паториотов от установок годичной давности. Теперь в их рядах раскол мало реален. Можно даже сказать, что таким образом Зюганов привел свой электорат к путинскому, объединились огромные массы людей. 80 процентов всего населения страны. Но как же беспомощно, на первый взгляд, смотрятся эти массы. Как нагло травит их кучка олигархов. Как цинично они подкупают людей — пример с родственниками погибших на "Курске". И как сильна, оказывается, власть денег. Все дело в сумме. Тысяча, две, три от Путина. Сто, двести, триста тысяч от Гусинского... Эти показные "милосердные" отстегивания, сработанные по законам и правилам коммерческой рекламы, действуют сильно на чувства несчастных.
Зюганов, как бы в предвидении подобных технологий, выдвигает в своей программе второй, сложный тезис. Вместо разовых подачек сотням людей, пострадавшим от катастроф, предлагается надежная защищенность всего народа от несчастий, подобных трагедии "Курска".
"Три кита", на которых держится этот вариант, таковы: мобилизационная идеология, мобилизационная экономика и мобилизационные принципы подбора кадров.
Кого-то насторожит термин "мобилизация". Кому— то на ум придет прежде всего "всеобщая воинская". Кто-то из наших противников будет играть именно на таком частном значении. Хотя имеется в виду изменение всего стиля общественной жизни. От "дембельского", расхристанного — к мобилизующему, мобильному.
Мобилизационная идеология приходила на смену либеральной во всех странах мира в периоды их упадка. Будь то Америка 20-х или Германия и Япония 40-х. Теперь черед за Россией. Мобилизационно — значит для нас всем миром. И больше ничего.
Мобилизационная экономика не означает командно-административная. Во время Великой Отечественной войны, наоборот, самые широкие права были даны отдельным предприятиям и директорам. В поле государственнической идеологии эти предприятия самоорганизовывались наиболее эффективным способом в интересах всей страны.
"Старые спецы". Это понятие неизбежно всплывет при подборе кадров в период запуска такого рода экономики.
Осенью — в сентябре-октябре — будет объявлено о создании правительства народного доверия. Оно будет надпартийным и контрлиберальным.
Оно поднимет "Курск". И не даст уйти на дно России.
Александр Синцов
Отличные курсы 1с по доступным ценам
8 в сети рунет.Федор Лихов ПРОФЕССИЯ - ДУШЕГУБЫ
КОГДА ДОШЛА ВЕСТЬ О БЕДЕ,
случившейся с "Курском", вся страна выстроились перед телеэкранами, как шеренга приговоренных как расстрелу. Электронная пушка олигархов била по России прямо в лицо, прямой наводкой.Первый залп — по "архетипу силы", по идее военного могущества, по нашей вере в армию и флот.
Мы привыкли гордиться ими, потому что в русской военной истории на одно проигранное сражение приходилось десять побед. А они разрушали эту веру и говорили, что адмиралы и генералы обманывали народ, опасались за свои погоны, а моряков спасать вовсе не собирались. Наоборот, ценой человеческих жизней они, мол, хотели остаться на своих постах.